§1. Что нам дорого в ней?
§2. От чего мы отказались?
§3. Методологические замечания
Наименование «православие» (ὀρθοδοξία, orthodoxia) получило широкое распространение вслед за установлением праздника «Торжества православия» (842 г.). Произошло это после окончательной победы Церкви над иконоборческой ересью; первенствующая заслуга в преодолении этой ереси принадлежит папе Адриану I (787 г.), следовавшему в своем учении об иконах папе Григорию Великому.
Выражения «католик» и «православный» применяются отцами Церкви уже со II-го века как синонимы; καθολικός встречается даже чаще, чем ὀρθοδόξος. Слово «православный» входит и теперь в канон латинской обедни («... omnium orthodoxorum»); на востоке оно сохранилось и у признающих главенство Петровой кафедры, и у отрицающих таковое. Применяем его к себе и мы, русские католики восточного обряда. Два человека, из которых один признает Наместника Христова, а другой отрицает его, оба не могут веровать правильно: если один православен, то другой, тем самым, пользуется этим именем в нарушение его точного смысла.
Во избежание недоразумений остановимся на различном значении, которое имеет слово «православный»:
1) Оно, прежде всего, древний литургический термин, существовавший еще до разделения Востока и Запада и однозначный со словом «верный». Католическая Церковь сохранила этот термин.1
2) В восточном каноническом праве и восточном богословии «православие» означает первоначальную веру семи Вселенских соборов.
3) В народном понимании тех русских людей, которые веруют попросту, быть православным означает быть крещенным, поклоняться Св. Троице, Христу – Сыну Божию, молиться Пресв. Деве, святым, почитать епископа и священника, принимать таинства.., иначе говоря, здесь слово «православие» обнимает совокупность всего, что в восточном предании истинно. Как ни прекрасно то, что слово объемлет в этом случае, мы, католики, не можем найти его применение правильным, ибо оно обнимает не всю полноту Свящ. Предания.
4) Наконец, в понимании русской богословской школы и СПб Синода слово «православие» получило своеобразное значение противоположения католичеству. Тут слово обнимает совокупность отрицаний католических «новшеств». Такое «отрицательное богословие» мы не можем называть православным.
Таким образом, применяя в нашей книге слово «православный», мы понимаем его в первых двух смыслах: в литургическом и, – когда говорим о времени семи Вселенских соборов, – в догматическом. В этих случаях оно совпадает для нас со словом «католический» или «вселенский».
Отсюда понятно, что называть тем же словом церковь, отрицающую истинность Католической Церкви, мы не можем. Обычное в жизни выражение «Православная церковь», мы заменяем наименованием «Греко-российская». Наименование это не вполне точное, но боле подходящего мы не нашли.
От православия времен установления праздника «Торжества православия», – от православия первых семи Вселенских соборов, – мы не отказываемся; мы полностью его исповедуем.
Из многих десятков существующих ныне церквей самые близкие по своему вероучению к Церкви Католической те, которые именуют себя православными. Нас объединяют с ними унаследованные ими от Единой Церкви Полнота таинств, истинное апостольское преемство священства, признание богооткровенности Свящ. Писания и Св. Предания, почитание Пресвятой Богородицы; объединяет общность подавляющего большинства догматов и большее, в сравнении с прочими церквами, сходство в основах нравственного учения. Мы признаем истинным также и многое, возникшее в жизни Востока по его отделении: для нас во многом истинно (католично) учение Дмитрия Ростовского, Серафима Саровского...2 Мы, русские католики, счастливы, что Католическая Церковь признала святость русских святых домонгольской поры; мы питаем надежду, что будут признаны и позднейшие светочи России, до праведного Серафима включительно. Мы хотели бы, чтобы сокровища русского религиозного духа стали достоянием Вселенской церкви; в ней они могут лишь возрасти. Нам дороги родные святыни – и Киевские пещеры, и Валаам, и Троице-Сергиева лавра; тяжко нам думать о Соловках, опоганенных антихристовыми слугами, и об иных, оскверненных или разрушенных ими церквах и обителях. Нам дорога тысячелетняя история Русской церкви с ее светлыми и темными страницами; дорога та красота, которою русский народ окружил свою церковную жизнь... А всего дороже нам русская душа с ее тоской по идеалу, с ее неизбывным стремлением к правде Божией, с прирожденным ей «богоискательством». Последнего однако мы не ставим в заслугу Русской церкви; напротив, в слове «богоискательство» слышится нам упрек этой церкви. Кто нашел, тот не ищет.3
Если столь многое в Греко-российской церкви нам дорого, то почему мы отреклись от нее, – от чего именно, мы в ней отказались? Мы отказались от ее отрицаний, от ее отступлений от древнего православия.
Духовенство Греко-российской церкви отрицает те учения, которые были признаны обязательными после VII-го Вселенского собора (787 г.); их называют «папистскими новшествами». Во II-ой части мы рассмотрим главнейшие из них. Здесь же сделаем небольшое предварительное разъяснение.
Не все догматы были Спасителем открыты людям во всей полноте, точнее – с той степенью полноты и ясности, с которой человеческий язык способен воспринять и передать божественную тайну; не все открыты в той полноте, которая не допускает последующих вопросов и исключает совершенствование познания. Многие богооткровенные истины были Им в семенах вверены Церкви на хранение, да «прозябнут» и произрастут, каждое в свой час. На человеке лежит долг любить Бога, а следовательно, и истину Его, «всем сердцем, и всею душой, и всем разумением» (Мф 22,37; по-слав. «мыслию»; Мк 12,30; по-слав., «умом»). Спаситель пожелал, чтобы человечество само, – объединенное в живое тело Его Церкви, – собственным разумом своим, но под водительством и при содействии Духа Святого, постепенно проникало в тайны, сокрытые в вверенных Церкви семенах учения. То или иное учение существует в подсознании одних, зреет в молитвенных думах других, выясняется в разногласиях, а в предусмотренный Провидением день, под воздействием Духа Святого, безошибочно провозглашается как истина.
Например, Христос сказал: «Аз и Отец Мой едино есма». Было и до Вселенских соборов согласное с этим откровением верование в тождество природы Бога-Отца и Бога-Сына. Однако когда в III-м веке зародилось иное учение о соотношении природы сих двух Ипостасей, еретичность его не была для всех явной. Но в 325 г. Вселенский Собор провозгласил, что Сын «единосущен» Отцу. Это было уже не «мнение», а безошибочное разъяснение и определение Христова догмата, и это было... «новшество». «Новшество» это совпало с мнением одних, было неожиданностью для других; оно вызвало восторг, благодарность, славословие православных и негодование ариан, породив их вековую ненависть к истинной Церкви. Другой пример: догмат Духа Святого исчерпывается в Символах веры свв. Апостолов и Никейском тремя словами: «И в Духа Святого»; дальнейшие слова 8-го члена явились в день их добавления к Никейскому Символу тоже «новшеством». Значит, «новшество» само по себе еще не заключает в себе опорочивающей силы; иначе пришлось бы опорочите все догматическое учение Христовой Церкви, между прочим и за весь период первых семи Вселенских соборов.
Спаситель уподоблял Церковь Свою дереву. Древо христианских догматов будет жить, расти и шириться до скончания веков; каждый вновь возвещенный Церковью догмат – новая ветвь на этом дереве, неизбежное выявление божественной силы, заложенной в «зерно горчичное». Церковь – самое живое и самое живучее, что есть на земле; жизнь Церкви никогда не может прекратиться, не может вдруг прерваться на... 787-ом году! Запросы человеческого разума видоизменяются беспрерывно, уклонения его от правды ежечасны; Церковь, хранительница Истины и оградительница рода человеческого от заблуждений духа и плоти, не может не отзываться на эти заблуждения; она не может вдруг перестать указывать людям, какой путь мышления согласен с истиной и какой ведет человечество к погибели. Значит, «новшества» неизбежны и после 787 года.
Не опорочивает «папистских догматов» и этот эпитет, ибо все догматы, также и первых семи Вселенских соборов, бывали утверждаемы папами. Чтобы опорочить догмат мог бы существовать лишь один способ: надо было бы иметь возможность доказать, что данный «новый» догмат не есть раскрытие прежнего догматического учения, но противоречит ему, что данная ветвь не могла произрасти от вечно живоносного ствола, а привита извне и питается не его, а другими, порочными, соками.
Эти сравнения имеют в виду уяснить читателю, мало знакомому с церковными вопросами, понятие «догматического развития». Из сказанного явствует, что в отношении своей формулы, своего провозглашения каждый догмат был в свое время «новым», но что по существу своему ни один из них не может считаться таковым, ибо каждый органически вырастал из церковного прошлого и через апостолов восходит до Иисуса Христа, – в Его же словах заключено было все грядущее учение Церкви до скончания веков.4
«Новый» догмат это не что иное, как более глубокое проникновение христианской мысли в истину, провозглашенную Христом: раскрытие ее таинственного смысла5 дело безошибочной учительской власти, Спасителем учрежденной; пасомые же воспринимают новое определение, памятуя, что Церковь – безошибочная хранительница истинного учения, ибо Господь ограждает ее от возможности заблуждаться Своим главенством и содействием Св. Духа.
Теперь перейдем к рассмотрению «отрицаний», от которых мы отреклись. Предварительно сделаем однако несколько методологических замечаний.
При оспаривании «спорных» догматов допускают следующие логические ошибки:
1) Такой-то католически догмат отвергают, ибо такие-то тексты Св. Писания, приводимые в его обоснование, – отдельно взятые, – недостаточно убедительны.
Но многие ли догматы, признаваемые совместно и Католической Церковью, и Греко-российской, могут быть с абсолютной очевидностью обоснованы на отдельном тексте? Да, Троичность Бога непосредственно выражена в словах Христа: «... во имя Отца, и Сына, и Св. Духа». Было бы затруднительно привести много текстов, из коих каждый столь же определенно выражает какой-либо догмат. Подавляющее большинство догматов обосновывается путем умозаключений из нескольких текстов. Не отдельный текст решает вопрос, а совокупность их.
2) Отвергают иной догмат в силу того, что имеется отдельный текст, ему (по-видимому) противоречащий. Например, говорят: «Дух Святой от Сына не исходит, ибо Господь вполне определенно сказал: “... который от Отца исходит”». Но если так рассуждать, то можно построить и такой силлогизм: «Спаситель вполне определенно сказал: “Отец Мой более Меня” (Ин 14,28), – значит Сын не равен Отцу». Еретичность такого вывода очевидна, если воспринять слова Христовы в связи со всем учением о воплощении Сына Божия. Другим ярким примером того, к чему приводит вырывание отдельного текста и поклонение букве, служит хлыстовщина.
Св. Писание полно текстов и анти-текстов, друг друга дополняющих, ограничивающих, уравновешивающих. Истина данного догмата выводится из их совокупности. Если вы поступаете так относительно признаваемых вами догматов, то не можете применять к не признаваемым иной способ мышления, иной метод. Следовательно, если хотите отвергнуть «спорный» догмат, то для этого недостаточно опровергнуть католическое понимание данного текста, отделено взятого, а надо опровергнуть его католическое понимание, поскольку оно связано со всей совокупностью текстов, на коих догмат покоится.
3) То же замечание касается святоотеческих текстов. Приведешь текст Златоуста... Обычное возражение: «Ну так что ж такое, что он это сказал?!» Но во-первых он не один раз сказал – оговорился, а много раз повторял по разным поводам, в разные периоды жизни. Например, ап. Петр назван им «главою» апостолов не менее двух раз.6 Может ли это быть случайностью или просто «восточным красноречием»? Тем более, что тут же Петр называется «предстоятелем вселенной», «устами апостолов», и в других местах объясняется, почему Петр именуется «первым», «первенствующим», «верховным», «начальником» и пр. А во-вторых, не один Златоуст высказывает то или иное мнение, совпадающее с современным католическим учением о «спорных» догматах, но и многие св. отцы на протяжении нескольких веков.
Как из Св. Писания, так и из творений отцов Церкви тоже нельзя вырывать отдельный текст. Если какой либо отдельный текст противоречит (по-видимому) остальным текстам данного автора, то надлежит его понять в сопоставлении с ними. Это элементарное требование всякого научного толкования исторических, литературных и иных текстов. Оно должно быть применено, очевидно, и при толковании писаний св. отцов.
4) Когда дело идет о догматах, признаваемых совместно и вами, и нами, вы довольствуетесь текстами, обосновывающими их не с полной очевидностью. И поступаете вполне правильно: недостаточная ясность текста (а иногда и полное его отсутствие) восполняется свидетельством Св. Предания. Так напр., в Св. Писании нет текста, свидетельствующего, что епископ – по полученной им благодати – выше священника. В IV в. некий Аэрий учил о равенстве епископов и священников; он был объявлен еретиком, и свыше 1000 лет, вплоть до появления протестантства, вера в первенствующую благодать епископа сомнению не подвергалась. Почему? Потому что таково было учение отцов Церкви и потому что Церковь издревле и повсеместно держалась на деле такого учения. Крещение младенцев текстами не установлено: возможность его выводится умозаключением из слов Господних о необходимости креститься, чтобы войти в Царствие Божие (Ин 3,5). Подобно же обстоит дело с причащением младенцев и т. д.
Но вот о главенстве Петра над остальными апостолами тексты говорят многократно и подробно: оно засвидетельствовано в Св. Писании неизмеримо яснее, чем первенство епископа над священниками. И все же – отрицается. При доказательстве «спорных» догматов вы предъявляете текстам требования повышенные, – требования не то математической, не то нотариальной точности.
5) Ранее мы говорили о развитии догматов. Но не только догматы развиваются. Все стороны видимой Церкви подлежат развитию; вечно живой организм не может не развиваться беспрестанно. Ведь это предсказано и притчами Господними.
В сорок лет у нас та же душа, что была и в младенчестве: она развилась в связи с развитием тела. Так и естественная сторона Церкви развивается в связи с развитием ее видимой оболочки. Это касается и учения, и обряда, и иерархического строя, и церковной общественной жизни.
Не всегда ведь вздымались, росли, ширились и замирали под сводами куполов вздохи Херувимской Бортнянского; два или три века Церковь жила и вовсе без Херувимской. Жила она и без игуменов, и без патриархов; без трикирия и без парчовой фелони; без ясного определения правовых взаимоотношении членов иерархии. Я хочу этим сказать, что нелогично отрицать истинность какого-либо нововведения в силу того, что оно неизвестно древности; если оно истинно, зерно его найдется и в младенческие годы Церкви. Во дни Диоклетиана священник, взяв с гроба мученика св. Чашу, поднимает ее пред десятком верующих, теснящихся в сумраке катакомбы; те склоняют голову, а иной падает ниц, отдавая Христу грозящие ему жестокие муки. В этих естественных молитвенных телодвижениях заключены: и русский земной поклон при возгласе «Со страхом Божиим и верою приступите», и обряды 48-ми часового поклонения Святым Дарам в латинской церкви, и коленопреклонение стотысячной толпы в Сиднее, в Карфагене, или миллионной толпы в Дублине в дни недавних Евхаристических съездов.
Скажут: «Зачем он пишет такие всем понятные вещи?» Но если они всем понятны, то почему же при отрицании например, главенства пап утверждают, что оно ложно в силу того, что такого догмата в древности провозглашено не было, что не было с юридической ясностью определено иерархическое положение папы, не было ни кардиналов, ни папской тиары? Ведь это также смешно, как отрицать, что монархия российских императоров изошла из Новгорода и Киева, отрицать в силу того, что при Олеге не было издано «Положения об Императорской Фамилии». Да, всего этого не было, но зерно этого было: ведь писали же и тогда уже папы послания восточным церквам, обращались же к ним и православные, и еретики для разрешения их догматических или канонических споров; ведь председательствовали его легаты на Вселенских Соборах...
Еще раз повторяем: при суждении о «спорных» догматах надлежит применять тот же метод исследования, какой применяешь и к суждению об остальных догматах.
6) Наконец, последнее замечание, – о «методах» критики.
Когда читаешь отзывы не-католиков о католических книгах, всегда удивляешься этому вычитыванию между строк всевозможных некрасивых побуждений. Подобную критику предоставим каким-нибудь к-д и с-д в их взаимной перепалке. Там исходят из защиты своего миропонимания и ищут своих преходящих целей; мы защищаем не свое, а Христово, не своего ищем, а служим вечной правде Божией, ее алчем.
Как ни юна русская католическая литература, в ней уже есть книги, составляющие смысл целой жизни в Боге, написанные молитвой, силами, испрошенными ежедневным причащением. Пусть неверующие усмехнутся, прочтя последние строки. Но кто считает себя православным, в ком есть хоть малая любовь к ближнему, тот не должен подходить к чужим молитвенным трудам без уважения и с предвзятым подозрением.
Значит надо слепо принимать на веру? Нет, конечно. Но прежде, чем обвинить в передержках, подлогах, надо убедиться в их существовании. Мы и сами указываем на такие случаи у наших литературных противников, но всегда точно: издание, том, страница. Еще язычники сказали: «omnis honestum videtur, donec probatur contrarium».
Приступая к следующей, историко-догматической части, мы намерены строго придерживаться только что изложенных требований точности и беспристрастия.
В ближайших трех главах – о главенстве ап. Петра о главенстве и безошибочности его преемников – мы изложим учение о верховной (видимой) власти в Церкви; мы покажем, что она не человеческое измышление, а осуществление всемогущего обетования Сына Божия.
1. Русинская поместная Церковь, дабы отличить своих верных от окружающего населения (неуниатов), предложила заменить термин «православный» словом «правоверный» (ὀρθόπιστος), но Конгрегация de Propaganda Fide отклонила это предложение (16 мая 1887); решение Конгрегации было папой одобрено (см. «Synodus provincialis Ruthenorum a. 1891», Romae, 1896, p. 324). назад
2. Ни про одного из древних русских святых нельзя утверждать, что он был противником Католической Церкви. Святые, канонизированные в новые времена, как св. Дмитрий Ростовский и св. Серафим Саровский по вопросам, в которые они особенно углублялись, учат в согласии с католической доктриной. Первый поступает так в вопросах догматических (напр., – о Непорочном зачатии, об эпиклезисе); второй – в учении об аскетической жизни. назад
3. Если после веков существования Церкви, человек все еще «ищет», это значит, что Церковь не внушила ему необходимости постепенного, и потому прочного, восхождения; не подчинила чувства (в коем русский человек так склонен видеть суть дела) разуму и воле; не предупредила, что за порывом ему грозит разочарование и падение («полярность русской души»); не разъяснила, что бесцельно и неправильно искать рая на земле; не приучила к самодисциплине. Богоискательство, не направляемое, не сдерживаемое духовником, рождало отпадение, ереси и опутало Россию паутиной сект. назад
4. Есть и другая католическая теория, объясняющая догматическое развитие; ее изложение не входит в нашу задачу. Какой бы теории не придерживаться, остается несомненным, что «новые» догматы появились именно во время первых Вселенских соборов. В этом отношении нет разницы между православием этого периода и временами последующих Вселенских соборов, бывших на Западе. назад
5. Слово «раскрытие» выражает суть дела лучше, чем латинский термин «evolutio». назад
6. См. «Твор. св. И. Злат.», СПб. Дух. Ак., т. VI, стр. 571 («глава братства»), т. VII, стр. 553 («глава в лике апостолов»). назад