§1. Кто мы?
§2. Вера и национальность
§3. Домонгольская Русь и Рим
§4. Догмат и обряд
§5. Национальность и обряд
§6. Национальность и восприятие истины
§7. Вывод
«Христианство и национализм» – так можно было бы озаглавить вступительную часть нашей книги. Но такое заглавие обещало бы много больше, чем те несколько простых мыслей, которые мы здесь кратко изложим.
«Русский должен быть православным», говорят наши соотечественники, подразумевая под словом «православие» учение официальной дореволюционной русской церкви. Если по прочтении этого отдела, человек, так говорящий, усомнится в правильности своего афоризма, цель наша будет почти достигнута.
Стремление вместить безначальную, вечную и вселенскую истину во временные и пространственные пределы государства и народности является со стороны христианина столь непоследовательным (нелогичным), что неминуемо и вредно отражается на всем его мышлении. Это стремление породило у нас смешение понятий «русский» и «православный», «церковь» и «народ», «обряд» и «догмат».
Признать объективность бытия Истины (ничуть не зависящей от нашего отношения к ней), – вот первое условие, чтобы в вопросах веры мысль стала на правильные рельсы. Тогда устранится и смешение указанных понятий.
Мы русские люди и сыны других народов не русского племени, но былой русской государственности, признавшие главенство Римского Вселенского Первосвященника; здесь мы говорим о тех русских католиках, которые держатся византийско-славянского обряда в русском его облике.
Признать главенство Римского престола значить признать, что управляемая им Католическая Церковь и есть Единая, Святая, Соборная = Вселенская,1 Апостольская Церковь, основанная Спасителем. Такое признание было свободным актом нашей воли и исповеданием нашей веры. Вера – дар Божий. У одних этому дару предшествовала работа разума по изучению тех догматических и исторических вопросов, в которых заключается разногласие между современным православным учением и учением католическим; у других подобное изучение лишь подтвердило верою принятое решение. Благодатное прозрение истины доступно каждому, мужественно ищущему ее; умственное обоснование веры доступно (в данном случае) каждому образованному человеку путем изучения литературы обеих сторон по спорным вопросам: правда выяснится с полной очевидностью. Но и здесь требуется мужественное стремление к Истине и готовность последовать голосу ее, как если бы Сам Спаситель, проходя, сказал «Следуй за мной» (Мф 4,19-20).
Исповедание истинности Католической Церкви составляет основу нашей религиозной жизни. За это исповедание мы готовы отдать нашу жизнь.2
Нас называют изменниками; говорят, что мы изменили русским началам, ибо отказались от «национальной», «русской», «нашей» веры.
Такая постановка вопроса противоречит самым основам христианства. Истинная вера не может быть национальной, – она едина для всех. «Едино тело, един дух... Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех...» (Еф 4,4-6). В Новом Завете нет избранного народа: хранение Истины вверено в нем Сыном Божиим не отдельному народу, а Его Вселенской Церкви. Посему христианский народ, считающий себя (в лице своей власти, своего духовенства, своих мыслителей или просто верующих) народом-хранителем Истины, впадает в тяжкий грех гордыни, граничащей с кощунством («Народ Богоносец»).
Христианин обязан держаться своего исповедания не потому, что оно «наше», а потому, что оно истинное. Христианин простолюдин, по доверию к своему священнику искренно верящий, что он находится в истинной церкви и соблюдающий нравственное учение Христово, спасается этой верой и своими делами, хотя бы в действительности он к телу Вселенской Церкви не принадлежал.3 Но, кто убедился, что в какой-либо своей части верование его церкви противоречит Истине,4 тот обязан вступить в Церковь, хранящую полноту Христова учения. А таковая Церковь не может не существовать, ибо по словам Спасителя, она будет существовать до скончания века (Мф 16,18; 28,20).
Так как истинность веры не связана с той или другой народностью, с тем или другим государством,5 то перемена христианского исповедания на другое, христианское же, не может быть изменой отечеству. Если англиканин, уверовав в действительность присутствия Тела и Крови Христовой в Св. Причастии, примет православие или католичество, то вряд ли найдется православный, который обвинит его в измене Британской империи; всякому ясно, что если перешедший был хорошим английским патриотом, то он останется таковым, и перейдя в католичество. Каждому ясно, что баварцы не менее патриотичные немцы, чем прусаки. И так для любого народа. Но когда дело касается перехода в католичество русского (хотя бы и протестанта), то появляется обвинение в измене.6 Почему? Разве мы не от того же падшего Адама? Разве не в составе всего рода человеческого искуплены мы Тем, Кто спас вся человеки? Разве не для всех людей создал Господь свою Церковь?
Мысль об особом призвании, выделяющем нас из всего человечества («Третий Рим»), привита нам византийской школой в печальные века нашего невежества в духовных вопросах; оно было вызвано монгольским игом, оторвавшим нас от живого общения с Западом. Прошли столетия, но лишенное всякой логической основы утверждение: «русский должен быть православным» повторяется, как аксиома; повторяет ее и неверующий, для которого все православие сводится к бытовым его проявлениям, и образованная искренняя христианка.
Недавно в Белграде, при праздновании «Дня Русского Просвещения»,7 еп. Николай Охридский произнес по-сербски краткое слово о России, замечательное по сдержанному красноречию, благородное по чувству. Но он сказал: «Св. кн. Владимир заложил основание тому камню, на котором построено 900-летнее здание русской веры, русской нации, русской державы и русской культуры».
Положительно, есть выражения, которые люди повторяют, не задумываясь над их значением. «Русская вера»! У варяжского племени русь была своя вера, вероятно несколько отличная от веры других скандинавских племен; вот ее можно назвать «русской верой». Потом имя русское привилось славянским племенам вдоль водного пути «из варяг в греки»; под этим именем они почувствовали себя единым народом; тогда его вера, – вера в Перуна и Даждьбога, – стала «русской верой». Св. Владимир назван равноапостольным именно за то, что он уничтожил эту русскую веру и заменил ее верой Христовой, единой для всех народов. Выражение «русская вера», когда подразумевается христианство, так же не приемлемо для правильного мышления, как выражение «квадратный треугольник».
Нет, русский не должен быть «своей» веры, не должен быть «русской» веры, а как всякий человек, он призван быть истинной веры. Если истинная вера есть Греко-российское православие, то не только русский народ должен быть православным, – все народы мира должны стать православными. Если же полнота истины в православии католическом, то опять-таки все народы, в том числе и русский, призваны войти в единое стадо, видимо возглавленное Римским первосвященником.
Ложная мысль, что русский должен быть православным, принимает иногда другую форму. «Только православный, – говорят, – может быть настоящим русским, подлинным сыном России».
В государстве, где треть армии состояла из неправославных, такое утверждение было безнравственно. Прав был бы татарин, сказавший: «Мы когда-то вами владели; теперь честно умираем в царской армии, идя на приступ Плевны или Эрзерума против своих же единоверцев. А для вас мы не настоящие верноподданные, ибо – магометане. Так знайте: если надо выбирать между Царем и Магометом, мы выберем Магомета». Прав был бы немец-остзеец, сказавший: «Русская армия немало обязана нам: мы вносили в нее прирожденный нам дух верности, чести, дисциплины... Наши сыновья гибли от немецких же пуль и в Семилетнюю войну, и в Великую. А вы считаете нас гражданами второго разряда, ибо мы – протестанты. Так мы обойдемся без вас...». Правы были бы католики Западной России сказать... в особенности они, – ибо нетерпимое отношение к другим иноверцам было явлением новым, связанным с потемнением имперской идеи за последние 40 лет империи; нетерпимость же к католичеству – болезнь давняя, привитая нам византийским духовенством еще с XV века. Ею, к тому же, заразилась не только правительственная среда, но и общество всех кругов, а в Западной России ею болели и народные низы.8 (Мы не касаемся здесь вопроса, не падает ли часть вины в развитии этой болезни на некоторые католические страны: полезнее каяться, чем подсчитывать чужие грехи).
Как бы то ни было, жало нашей нетерпимости было направлено против католического Запада, заострилось в борьбе против «папистов». На Востоке мы были (до 80-х годов) редкой широты. Таковою была Московская Русь XVI и XVII веков,9 в эпоху, когда в государствах Западной Европы обильно лилась кровь то тех, то других иноверцев.10 Императорская Россия продолжала на Востоке ту же политику веротерпимости. Власть не докучала ни магометанам, ни саратовским немцам (ни протестантам, ни даже католикам). Екатерина Великая переступила границы, дозволенные христианской монархине, – строила хурулы калмыкам. Здесь, на Востоке русская государственность оказалась в согласии с народным отношением к чужой вере. Нет, кажется, народа более терпимого, чем русский. Не в этом ли одна из причин нашего сказочно быстрого продвижения в Азию на благо тамошних племен и народов? Не в этом ли была одна из причин обаяния среди них имени Белого Царя?
Как же случилось, что к закату Империи власть изменила пятивековой благой традиции?
Микробы нетерпимости, взлелеянные в борьбе с «папизмом», засорили государственную мысль. Многим стало казаться, что «религиозный шовинизм» является необходимой составной частью любви к отечеству. Люди забыли, что есть священная область – взаимоотношения свободной человеческой совести и Бога – недоступная государственному вмешательству.
Приемы, привычные в отношении к католическому населению, стали применяться (в смягченном виде) и к не-католикам. В 90-х годах рука центральной власти дала себя почувствовать в делах Грузинской церкви и в синоде католикоса армян; даже ламаиты Забайкалья могли бы тогда же присоединить голос протеста, указав на случаи крещения в целях «обрусения».
Нас интересует не политика; мы хотим лишь доказать гибельностью следствий ложность идеи. Люди действовали во имя патриотизма, а порождали самостийные течения, ведшие к расчленению отечества. Может такой патриотизм быть истинным?
Но на этом дело не остановилось. Кто потерял уважение к чужому религиозному чувству, тот потеряет правильное отношение и к законным правам другой народности. Появился третий лозунг: «Россия для русских». Он наносил оскорбление 60-ти миллионам людей, из которых несколько миллионов строили с нами наш общий дом, или улучшали и охраняли его. Как ни странно, этот безнравственный лозунг выставлен был эпиграфом на сочинении одного из военных министров, т. е. лица, руководившего армией, состоявшей на 1/3 из людей нерусского племени. Тут полное отрицание имперской идеи.
Ведь империя – мирное сожительство народов разной крови и веры под властью одного императора. Всероссийское братство народов, Pax Russica, такова идея нашего былого государства, таков светлый идеал, к которому оно приближалось в лучшие времена своей истории (идеал, к несчастью, почти всегда нарушавшийся на нашей католической окраине).
Если основа государства – официальное православие, а «русский» и «православный» – синонимы, то очевидно, идея братства народов должна была поблекнуть. Струны народности и вероисповедания господствующего народа были перетянуты, созвучие нарушено, и широкий идеал подменен узким этническим началом. Оно уместно для малого одноплеменного государства, но не совместимо с идеей империи.11
Быть может, иностранец, выросший в ложном представлении о России, усмотрит в наших строках подтверждение тому, что прежняя Россия была «тюрьмой народов». Отметаем это выражение как клевету. Фактически нарушение прав меньшинств было не велико и они получали от участия в общеимперской жизни бесчисленные блага; политика, нами очерченная, никогда не была очень последовательной; и в обществе, и в самом правительстве всегда бывали и обратные течения. Но беда в том, что прикосновения государственного аппарата, хотя бы и легкие, происходили в области особенно чувствительной, боль которой не забывается. Манифест 1905 г. о свободах не залечил ран, он был уступкой, а не даром; и было уже поздно.
Так яд нетерпимости, столь чуждый русской природе, и зародившийся во вражде к католичеству, постепенно просочился в наш государственный организм. В развале русской государственности «религиозный шовинизм» – не последняя из причин.
А если так, то и возрождение наше, восстановление Всероссийского единства (очевидно в уменьшенных пределах и вероятно в новом, федеративном, строе) возможно, только если мы освободимся от этого яда, от этой болезни духа. Торжественное, честное, на всегда обязывающее провозглашение свободы совести, – таким представляется нам первый акт новой христианской власти, долженствующей сменить большевиков, слуг антихристова начала.
Самое утверждение, будто Россия была всегда православной, в современном смысла этого слова, исторически неверно. Дать точное определение современного православия нельзя, не включив в него слов: «... и отрицающее первенство Римского Престола». Но Русь до XII – XIII века этого первенства не отрицала. Летописная легенда о крещении св. Владимира, на которой все мы веками воспитывались, явно предвзятая и невежественная поздняя греческая вставка.
Она невежественна, ибо сказано, что Владимир послал в 988 г. к «Фотию патриарху» и «взя от него первого митрополита Киеву и всей Русской земли»; Фотий умер веком ранее (891); евреи говорить кн. Владимиру, что земли их «предана быша христьянам», тогда как крестоносцы овладели Иерусалимом лишь в 1099 г.; «еп. Корсунский и попы царицыны» учат кн. Владимира, что «Сын подобосущен Отцу»; автор вставки был, видимо, из арианствующих.
Замести следы участия Рима в крещении Руси все же полностью не удалось.12 Разрыв Константинополя с Римом не нарушил сношений Руси и Рима. После так называемого «разделения церквей» сношения эти продолжались еще около двух веков.
Вот некоторые факты, свидетельствующие о сношениях домонгольской Руси с Западной Церковью.
961 г.: В составе посольства имп. Оттона I к кн. Ольге прибыл поставленный во епископа Киевского немецкий монах Адальберт, латинского обряда, из монастыря св. Максимина близ города Трира; славяне-язычники вынудили его бежать из Киева в Германию (962).
977: «Придоша послы к Ярополку из Рима от Папы» (Бенедикта VII); это известие сохранилось только в Никоновой летописи, что академик Голубинский объясняет «желанием авторов (большинства летописей) изгладить из памяти нашей историю о сношениях с папами...».13
О посольствах при св. Владимире см. выше.
Церковные кодексы, приписываемые св. Владимиру и Ярославу и известные под именем «Номоканона», по исследованию K. Fritzler’a («Zwei Abhandlungen über Altrussiches Recht», Berlin, 1923) оказываются сводом статей германского законодательства; византийское название присвоено им, надо думать, в позднейшие века.
Русская церковь с начала своего существования и до 1274 г., подобно Римской, не признавала фотиевских соборов (861, 867 и 879 г.), а Трульский Собор (692 г.) не считала вселенским. Это видно из того, что в Древней Руси были распространены списки Кормчей книги в так называемой «болгарской» ее редакции (приписываемой св. Мефодию); они правил названных соборов не включают.14 Точно также и «Синтагма XIV титулов» распространена была на Руси в до-фотиевской редакции; в ней правил этих соборов не имеется.15 В 1274 г. митр. киевский, грек Кирилл II на Владимирском соборе предложил русским епископам в руководство для церковного управления сербский перевод (ХIII-го века) Фотиева Номоканона. Можно считать, что с этого года Русская церковная власть стала официально отрицать верховенство римского епископа.
1021 г.: есть сведение (см. Baumgarten, «Chronologie ecclésiastique des terres russes du Х-e аu XIII-e s.», что Ярослав I просил у папы Бенедикта VIII архиепископа, что папа прислал болгарина Алексея и что последний был выжит из Киева греками.16
1048 г.: за княжной Анной Ярославной от Генриха Французского прибыло из Киева посольство в составе нескольких латинских епископов; она построила в Senlis латинскую церковь.
1049: Упоминается о церкви на улице «Пискупли» в Новгороде; значит в Новгороде жили латинские епископы.
1051: Ярослав I порывает с Византией: Киевским митрополитом поставлен – без участия Константинопольского патриарха – русский. Посему акт отлучения папою Михаила Керуллария на Русскую церковь не распространяется.
1054: папские легаты, по отлучении ими Керуллария, на обратном пути в Рим встречены с Киеве с почетом.
1075: кн. Ярополк Изяславич, находясь в Риме, предлагает свои земли в лен Св. Престолу.
1089: в Киев к митрополиту Иоанну прибыло посольство антипапы; преемник Иоанна, русский митрополит Ефрем посылает в Рим Феодора Грека.
Установленный в 1089 г. Римской церковью праздник перенесения св. мощей Николая Чудотворца в Бари был сейчас же усвоен и на Руси, тогда как в Византии он не праздновался и до сих пор греками не празднуется.
1091: Феодор Грек привез в Киев в дар от папы мощи.
1106: «Приплыл в Великий Новгород из Рима преподобный отец наш Антоний», проживший потом в Новгороде 40 лет и построивший там (1117-1122) церковь.
1135: Ройнид (Trojenet) строит в Новгороде церковь (Другая церковь построена там иностранцами же в 1207 г.)
1147: состоялось поставление Клима в митрополита киевского; его благословили главою св. Климента папы (чтобы не обращаться за юрисдикцией к Константинопольскому патриарху).
1149: король Венгерский и князья польские, стараясь примирить Юрия I суздальского с Вячеславом, поручают сказать им: «а мы есьмы по Бозе все крстыане одна братия собе».
1152: кн. Владимирко Галицкий целует крест св. Стефана Венгерского.
1154: в Переяславле польская церковь.
1167: вторично упоминается «Пискупья» улица в Новгороде.
1169: в Киев «приидоша послы от Римского папы». Некоторые данные летописей с 1145 по 1170 г. дают повод предполагать, что борьба Юрия I и Андрея Боголюбского против киевских великих князей имела основанием вопрос церковно-иерархический; это обстоятельство осталось незамеченным историками.
1180: князь Роман Ростиславич (ум. 1180) имел в Смоленске, в школах, учителями «греков и латинистов» (сведение Татищева).
К XII же веку относится рукопись древнейшего (IX века) славянского перевода «Номоканона»; перевод сообщает, что «блаженный папа Лев» отверг 28-ое правило Халкидонского собора (451 г.), что первенство Рима проистекает от божественной благодати, сообщенной Петру.
В XI и XII вв. в семьях Ярослава I и Владимира Мономаха было до 30 исторически установленных браков русских с западными католиками.
1204: летопись сообщает, что папа запретил крестоносцам брать Константинополь и разрушать греческую империю.17
1227: папа Гонорий III посылает грамоту universis Regibus Russiae, в том числе и северным князьям.
1231: имеется грамота папы Григория IX-го в. кн. Георгию Всеволодовичу Владимирскому (на Клязьме).
1233: в Киеве жили доминиканцы; латинское духовенство было вероятно многочисленно, ибо папа Григорий IX, давая ему особые права по отпущению грехов, упоминает между прочим о прощении грехов против духовенства; однако, в целом население не католично, – документ говорит, что Rutheni враги католиков.
1246: папа принимает Даниила Галицкого под покровительство Св. Престола.
1248: папа Иннокентий IV пишет кн. Александру Невскому, поздравляя его с тем, что он «весьма благочестиво просил о присоединении к главе сей (т. е. римской) церкви, как член, с истинной покорностью и решил в знак сей покорности построить в городе Пскове латинский собор»; папа посылает к нему легата.18
1249: кн. Василько Романович Владимиро-Волынский просит папу признать законным его брак с княжной Дубровной Юрьевной Суздальской, приходившейся ему троюродной сестрой. Утвердительный ответ папы сохранился в Ватиканском архиве.19
Академик Соболевский издал в 1905 г. исследование «Древняя переделка начальной летописи». Отдавал себе отчет в том, какова цель этой переделки, как мы видели, и Голубинский, связанный, однако, синодальной цензурой. Весьма интересную статью свою «Рим и Русь... (Х – XIII вв.)»20 проф. бар. Таубе заканчивает вопросом:
«Не пора ли объективно, спокойно пересмотреть уроки истории и вспомнить о религиозных истоках древней, домонгольской Руси?»
Вопрос об отношениях домонгольской Руси к Риму подлежит дальнейшей разработке историков.21
Догмат – выражение объективно сущей и, следовательно, единой истины. Богооткровенное и потому совершенное, – в пределах человеческого языка, – выражение данной истины неизбежно едино: догмат не может видоизменяться в зависимости от субъективного начала, будь оно личное или национальное. Субъективизму, в частности национальному, в догмате так же нет места как в геометрической теореме.
Я верю в правильность теоремы не потому, что ее нашел близкий мне человек, не потому, что она написана на дорогом мне языке, а лишь в силу того, что чрез ряд других теорем дохожу до математической аксиомы (своего рода «откровения»). А если натолкнусь на противоречие ее этой теореме, то должен отвергнуть «свою» теорему, как бы люб мне ни был автор ее, как бы ни был красив и древен пергамент, на котором он ее начертал. Наконец, если теорема истинна, то никакие отрицания не опровергнут ее; она выражает истину вечную, ни от чего земного не зависящую: могут исчезнуть все материально существующее на земле круги, может исчезнуть и сама земля, но площадь круга всегда останется равна πR².
Так и здесь. Единственное основание признавать данный догмат заключается в его истинности. Признает ли его моя мать, мой народ, признавали ли мои предки, – это решающего значения не имеет, ибо предки могут оставить предания и истинные, и ошибочные. Истинность же догмата определяется не субъективным моим отношением к нему, а тем, соответствует ли он Свящ. Писанию и Свящ. Преданию, – иначе говоря, отвечает ли догмат Откровению Божию, преподаваемому Христовой Церковью. Тут конечная причина признать догмат лежит всегда в словах Сына Божия, ибо авторитет Писания, апостолов, свв. отцов, короче – весь авторитет Церкви, зиждется на «Краеугольном Камне» – Христе.
Люди, связывающее истинность веры с национальностью, как бы забывают, что они христиане; этим смешением они ставят себя на один уровень с японцем-синтоистом, религия которого действительно творение его народа.
Особенно странно такое смешение понятий у народа молодого, каков русский. Церковь существовала 7 веков, прежде чем явились первые намеки на зарождение русского народа; прошло свыше 8 веков, прежде чем среди русских появились первые ростки христианства. Церковь, жила тысячелетие без России; возможно, что и в будущем просуществует тысячелетия без нас. Мы не предвещаем, конечно, исчезновения нашего отечества; мы говорим лишь, что существование Церкви Христовой не зависит от существования русского (или иного) народа. Бессмертие отечества – наше любовное предположение; бессмертие Церкви – непреложная истина.
Итак догмат дан для людей, чрез людей; но дан Богом – в Откровении и для вселенной.
Обряд. Необходимость внешнего выражения богопочитания указана самим Спасителем. Некоторые основные элементы богослужения также указаны Им, например, «вещество» и «форма» таинств;22 даже Церковь не может менять их. В этой исходной своей сути и обряд происхождения божественного.
Но мы говорим здесь не о сущности богослужения, общей всякому обряду истинной догмы, а об обрядовых: различиях в единой Церкви.
В этом смысле обряд, напротив, дело человеческое; он лишь доступное взору и слуху эстетическое выражение веры. Его создают творцы молитв, композиторы, певцы зодчий, ваятель, живописец, портной и даже... цирюльник. Обряд субъективен; не только каждый народ, но и каждый человек может наложить на него свой отпечаток; обряд изменяется во времени и пространстве; он может исчезнуть, как все земное.
Он трогательная религия детских лет; он ценен как магнит, притягивающий в церковь – силою воспоминаний, красотою – и человека, от церкви отошедшего... Но действительная духовная ценность обряда обусловлена лишь одним, – его соответствием догмату: истовый земной поклон, подобающий Св. Дарам, превратится в кощунство, если будет (сознательно) положен пред престолом, где служил «священник», не получивший благодати священства.
Соотношение догмата и обряда. Дело естественное и благочестивое любить свой обряд и быть ему верным. А он так прекрасен, наш родной обряд! Мы считаем переход русских в латинство явлением нежелательным и временным. Но надо отдавать себе отчет в относительной ценности обряда и непреложной ценности догмата.
Догмат – дар Божий, ниспосланный с Небесной выси. Обряд – человеческое создание, поднимающееся не выше кадильного дыма, уж никак не выше колокольного креста. Только в создании молитвословий сказывается осененная благодатью человеческая природа; но именно эта сторона обряда и граничит с догматом.
Люди мало развитые склонны сводить свою веру к любви к родному обряду. В России подобное понимание религии было весьма обычно. Трагический образ такого понимания – суриковская боярыня Морозова, едущая в острог-могилу с восторженно протянутыми «двумя перстами».23 Высокая сила духа, но направленная на служение недостойной его цели, вырождается в изуверство.
В гармоничном понимании христианства догмат должен главенствовать над обрядом. Мы это говорим не по недостатку любви к родному обряду (мы ведь и сами его соблюдаем), а в силу действительного соотношения между формой и духом. Перевернуть это соотношение значит внести затемнение в область духа, – в поклонение «духом и истиною» (Ин 4,23).
Что не взыщется с «малых сих», за то ответим мы, способные, о – и потому обязанные, – постигнуть большее.
Частные замечания по поводу восточного обряда.
а) О недооценке.
Русская литургия24 – прекрасное художественное творение. Народ наш щедро отдал богослужению свои богатые художественные дарования, воплотил в нем свои лучшие религиозные искания, вложил в него свою душу. Это необходимо помнить латинянам и иностранцам, вступившим в восточный обряд. Иную черточку нельзя здесь нарушить, не задев каких-то глубоких, инстинктивных народных струн.
И тут мало одних книжных знаний... Вот мирянин вошел в алтарь, быть может с верою и не очень ясною, но уж наверно с благоговением и страхом Божиим; вошел, перекрестился и смиренно, с опаскою, отошел к стенке – подальше от св. престола, до которого никто ниже дьякона коснуться не смеет. А через царские врата и дьякон подходит к престолу только в определенные минуты своего служения... Если русский человек увидит, что престол не окружен в церкви таким мистическим благоговением, то она не будет для него истинной церковью.
Вечером верх иконостаса уходит в полумрак; таинственнее светятся лики икон, трогательнее звучит голос батюшки, умилительнее переливы песнопений... русский человек должен найти в церкви привычное ему с детства «настроение», иначе он не вернется в нее.
Но тогда, в чем будет разница между католической и обычной русской церковью? Во многом, но не в обряде. Привейте русскому человеку живое сознание Единства Церкви, доступное лишь тому, кто признал видимого вселенского главу. Внушите веру в подлинную безошибочность учения Церкви, т. е. в существование на земле абсолютно истинного, – а потому и единственно истинного – учения. Объясните, что как ни похвально умиление обрядовой красотой, люди, «могущие вместить», призваны к высшим радостям в познании догматов, а что выше всего – деятельная любовь, доступная каждому. Убедите, что если слезы, навернувшиеся при пении «Верую», даже и были взаправду слезами благодатными, они могут явиться свидетельством против человека, если он через несколько часов станет лить слезы пьяные: иначе говоря, внушите что победа над плотью, что воспитание в себе христианской воли неизмеримо важнее мимолетного чувства умиления, – важнее и для спасения души и... для возрождения России. О, многое можно и должно сказать нового среднему русскому человеку. Добавлять, – обогащать его духовную жизнь – надо; но от того прекрасного, к чему он привычен, ничего отнимать не надо. Обряд эстетически прекрасен, а по существу никакому католическому догмату не противоречит.
Недооценка значения обряда, если бы она стала общим явлением, сулила бы нашей юной ветви Вселенской церкви немалые беды; если бы обрядовые ошибки у нас утвердились, она потеряла бы свой национальный характер и превратилась бы в новый вид униатства. Недооценка вредна уже тем, что толкает иных из нас в обратную крайность, – не менее вредную.
б) О переоценке.
Есть русские католики, которые в заботу об обряде влагают чрезмерную страстность: несовершенство в отправлении богослужения вводит их в соблазн. Следующие данные, быть может, внесут некоторое успокоение в их тревогу.
1. Святейший Отец, подобно своим предшественникам, заявил, что принявшие католичество сохраняют свой восточный обряд нетронутым.
2. Церковные власти руководствуются этим предначертанием.
3. Съезд нашего духовенства 1930 г. в своих постановлениях отвел особую главу вопросу «о латинизации».
Съезд (ст. 11) знает, «что Верховная Власть Церкви, порицает всякую латинизацию, т. е. всякий нажим на лиц восточного обряда с целью заменить их собственные литургические или канонические обычаи латинскими правилами»; знает (ст. 13), что «со стороны Апостольского Престола не имеется никакого давления в смысле латинизации, а наоборот, отмечаются самые яркие выражения словом и делом, предписывающие сохранить чистоту восточного обряда», что (ст. 12) «латинские обычаи... в обиходе восточного обряда в некоторых странах... появились не под давлением Верховного Церковного Начальства, а вследствие политических и бытовых обстоятельств»; Съезд отдавал себе также отчет в бытовой трудности оградиться от латинского влияния в эмигрантских условиях, а потому постановил (ст. 14): «Хотя в настоящее время не замечается вообще бытового давления в смысле латинизации, но католическое духовенство византийско-славянского обряда должно располагать достаточно сильной зоркостью, чтобы сохранить чистоту своего обряда». 25
4. В среде этого духовенства, несмотря на его малочисленность, произведена немалая работа для уяснения некоторых подробностей богослужения. С каждым годом дело улучшается.
5. Причины несовершенства богослужения частью общи всей эмиграции.
Конечно, на rue Daru, где епископы императорских времен, а священники еще прошлого века, затруднения преодолеваются легко; там и вновь рукоположенные могут скоро научиться. Но смеем думать, что наш приятель, покойный о. П. Извольский, предоставленный в Брюсселе своим силам, справлялся с нелегкой задачей не лучше какого-либо одинокого «восточника». Католичество или не-католичество тут, очевидно, не при чем. Странно ожидать от мирянина, посвященного на седьмом десятке, тех же навыков, какие приобрел за долгие годы священник, рукоположенный вслед за окончанием семинарии, тем более, когда священник этот родом из духовной семьи.
6. Особенность положения «восточников» заключается в значительном проценте среди них иностранцев, бывших латинян. Тут и самые упорные, самые почтенные старания сулят успех относительный.
7. Надо надеяться, что в ближайшие годы в Русскую Коллегию в Риме поступят молодые люди, прожившие отрочество в России.
8. Иначе придется ожидать того времени, когда Россия «откроется». Тогда католические церкви восточного обряда вполне естественно обретут национальный облик.
Нельзя судить о восточном обряде, забывая о русских католиках в России. Семя, посеянное этими удивительными мучениками, не пропадает, хотя бы большевики их всех извели холодом, голодом, телесными и нравственными пытками на Соловках, в «командировке на Голгофе» на о. Анзер, в Кемском «изоляторе» и по всяким иным тюрьмам, лесным заготовкам и лагерям.26 Когда-нибудь эмигрантская католическая струя сольется с этой чистой национальной струей и впитает в себя ее естественно русские соки.
Да и можно ли сомневаться в том, что в России обрядовые недочеты, замечаемые у эмигрантов, постепенно исчезнут. Если церковь построена среди русской природы, русским зодчим, расписана русскими художниками, если в ней служат и поют русские люди по книгам, переизданным со старых синодальных изданий, а молятся в ней русские же люди, – то может ли это выйти иначе, чем... по-русски?
Только прошение «О Святейшем Вселенском Архиерее Пие Папе Римском» будет отличать здесь обедню от обеден в иных русских церквах. Многое скажет это прошение.
Оно скажет, что рознь между частями бывшей единой Российской церкви через порог этого храма переступить не может.
Оно скажет, что смущенные лжеучениями умы в должный час услышат безошибочное решение, разметающее ложь и сомнения в вопросах веры и нравственности.
Оно скажет, что в годы трагического шатания государственной и общественной мысли раздастся голос, мудро ставящий вехи для широкого, свободного развития жизни, но в согласии с вечными заповедями Божиими, – голос, который благословляет любовь к отечеству, как высокую христианскую добродетель, но предупреждаем против вырождения ее в племенную и вероисповедную нетерпимость; голос, требующий верности присяге и покорности властям, но не данному безбожному закону их; голос, ограждающий собственность, но напоминающий о ее обязанностях, признающий права всех классов, но призывающий их к взаимным жертвам и совместной работе в дух любви... Кто дерзнет утверждать, что наша государственность и наш несчастный народ тоже не нуждались в таком голосе или что они теперь не нуждаются в нем для своего возрождения?
Это прошение о «папе римском», скажет еще, что другое прошение, дивное прошение «о мире всего мира... и соединении всех», не туманная поэтическая мечта,27 а продолжение молитвы Тайной Вечери «да будут все едино»; что оно выражение веры в несомненную осуществимость и неизбежное осуществление полноты церковного Единства под единым видимым пастырем.
Многое скажет – и многое совершит – это поминание Вселенского епископа...
* * *
Ветвь родной ивы свисает к окну алтаря. Слабый утренний луч ее серебрит. Баба с младенцем сидит на могильном холмике, поджидает, когда зазвонят к Достойно. Гуси щиплют тимошку... Доживу ли до блаженного дня, – отслужу ли в сельской церкви русскому люду вселенскую обедню? Вряд ли. Но до конца дней о мире всего мира, благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех Господу помолимся.
Национальность вполне законно проявляется в религиозном обряде.
Тот же самый обряд приобретает иной оттенок в зависимости от того, какой народности служащие. Если вы присутствовали на обедне в итальянской церкви и войдете потом в том же Риме в Церковь североамериканцев вам может показаться, будто здесь служат по иному обряду. На деле все слова те же и того же латинского языка; но там их произносили с недоступной нам итальянской быстротой и сопровождали южными поспешными телодвижениями; здесь все происходит с англосаксонской простотой и величавой медлительностью. Прибавьте сюда иной национальный оттенок архитектуры, пения, обычаев, и вы признаете, что проявление национальности в обряде почти неизбежно.
Посему принятие при переходе в другое исповедание также и чужого обряда действительно может способствовать ослаблению национальных чувств. Но для этого требуется воздействие на человека одновременно и всех иных способов лишения его национальности. Этим объясняется былой успех полонизации среди западного и южного (в Галиции) русского населения, в коем столетия пребывания под иноземной властью ослабили русское самосознание.
Нам такая опасность ни в какой стране не грозит, ибо мы держимся византийско-славянского обряда и будем хранить его в его русском облике. При этом мы сохраняем, однако, полное уважение ко всем другим обрядам и отдаем себе отчет, что чрезмерная привязанность к национальному началу в обряде может привести (если примешаются некоторые ложные взгляды) к забвению главного – единства Церкви.
Нас упрекают за преданность восточному обряду, считают ее неискренней; в том, что мы сохраняем родной обряд, видят какой-то обман. Тут явное недоразумение.
Восточные обряды не составляют принадлежности только тех Церквей, которые отказались признавать папское главенство. Они существовали еще тогда, когда Восток жил общей жизнью с Западом. Формы византийской литургии определились задолго до Фотиева раскола. Литургии Василия Великого и Иоанна Златоуста служились до раскола, целых пять веков. Они достояние единой Вселенской Церкви.
На заре христианства греческий язык был языком высшей культуры. Вырабатывавшиеся жизнью восточные формы богослужения переносились в силу этого и на Запад. В I и II веке в Италии, даже в Риме, служили по-гречески. В Сицилии византийский обряд был заменен латинским лишь в начале XII века; при этом папы имели в Сицилии (как и во всей Южной Италии) до VIII века права не только патриаршие, но и митрополичьи. Византийское церковное зодчество сохранилось и на юге Италии, и на севере: всем известно о великолепных церквах в Равенне; византийская мозаика украшает своды многих итальянских церквей; во многих городах Италии почитают древние византийские иконы; в Риме такие иконы можно видеть в нескольких церквах. В некоторых монастырях греческое богослужение совершается и в наши дни; так в Гроттаферрата (близ Рима) имеется католический монастырь, где уже почти тысячу лет служат обедню по-гречески, и она мало чем отличается от нашей. В Калабрии восточный обряд на полтысячелетия древнее, чем в России. В тех поместных Церквах Востока, которые остались верны Риму, восточный обряд сохранялся не менее бережно, чем в церквах отрицающих папское главенство. Поэтому вполне естественно, что перейдя в католичество, мы восточный обряд сохранили. Это обряд обрусевший, привычный нам с детства и он во всем отвечает католической догме.
Еще Григорий Великий писал (в 591 г.) по поводу однократного и троекратного погружения при крещении: «При единой вере разница в обычаях св. Церкви не имеет значения» (Ml 77, 497). Этого взгляда держались римские первосвященники и в последующие века.
Великому делу святых братьев, учителей словенских, еще при жизни их грозила гибель от противодействия германских епископов. Но «дошьдшу ему (св. Кириллу) в Рим изиде сам апостолик Андриан противу ему с вьсеми гражданы» (ибо св. Кирилл прибыл с мощами св. Климента); «... приим же папеж книги Словеньскые освяти и положи я в цьркви святые Мария (т. е. в S. Maria Maggiore) и пеша литургия в цьркви святаего апостола Петра словеньским языком...»
В следующие дни служили литургии в церквах: св. Петронилы, ап. Андрея, ап. Павла, где «весю ношть пешя славословяште словеньскы...» Так повествует рукопись того времени.28 Тот же папа Адриан II писал в Прагу князю Ростиславу, что буде кто станет презрительно относиться к книгам, писанным по-славянски, то пусть он будет отлучен и отдан под суд Церкви, ибо такие люди «волки». А папа Иоанн VIII в 880 г. пишет князю Святополку, приказывая, чтобы проповеди произносились по-славянски.29
Так вот кто «освятил» первый славянский перевод Свящ. Писания, кто, наперекор национальным страстям, торжественно закрепил за славянским языком высокое право быть языком литургическим. Это следовало бы помнить русским людям. К слову сказать: следовало бы помните также, что святые Кирилл и Мефодий были католики.30
В течение веков папы многократно проявляли свое уважение к восточному обряду. В основанной крестоносцами Латинской империи обряд остался нетронутым. Папы не раз выражали пожелание, чтобы лица, перешедшие из восточных исповеданий, сохраняли родной обряд.31
В этом нет и тени «обмана»: многообразие в обряде при единстве веры красиво выражает вселенскую идею Церкви.
Другое неизбежное и законное проявление национальности в вопросах веры выражается в способе восприятия истины.
Истина сама по себе неизменна, субъективному воздействию человека не подлежит; но несоизмеримость ее с человеческими возможностями и ее многогранность делают ее недоступной полностью человеческому восприятию. Как одному человеку более доступны, например, внешние дела любви, а другому любовное проникновение в богословские тайны, так и отдельным народам присущи различные дарования для восприятия той или иной области христианской мысли и жизни. Обычное резкое противопоставление Востока Западу грешит чрезмерной обобщенностью. Восток русский и Восток халдейский не тождественны, как не сходен германский Запад Западу бразильскому. Все же есть несомненно какой-то иной, хотя и трудно уловимый, оттенок в мысли и чувстве христианского Востока и христианского Запада. Но, признав главенство Рима, мы не перестаем быть «восточниками», как были ими, напр., и те восточные Отцы Церкви, которые на VI-м Вселенском соборе, приняв папское послание, решавшее богословский спор, заявили в письме императору: «чрез Агафона говорил Петр». Мы не можем лишиться своих природных свойств и, будучи русскими, переходим в католичество с присущими русскому человеку и национальными качествами, и национальными недостатками. Если мы считаем себя обязанными с последними бороться (и прежде всего – каждый в себе самом), то этого ни один христианин не может поставить нам в укор.
Из всего сказанного нами о соотношении между верой и национальностью можно сделать следующий вывод.
Единство Церкви относится к числу основных, краеугольных элементов христианства, «их же не прейдеши», не изменив Христову завету. Это единство отнюдь не исключает местных, расовых, культурных, исторических, различий во внешнем выражении веры; надо лишь, чтобы различия не противоречили догматическому единству. Так напр., могут быть местные святые, в других частях Церкви не почитаемые; одна местность может сродниться более с одним праздником, другая с другим.
Проникновение церковной жизни в народный быт, – как это было в России – есть, очевидно, добро; народный отпечаток на церковной жизни – неизбежное следствие такого проникновения. То и другое может стать злом лишь если приведет к забвению высшего понятия – единства Церкви.
Уяснить себе правильное взаимоотношение национального и религиозного начала полезно и тем, кто преувеличивает значение в данном случае национального начала (а), и тем, кто его недооценивает (б).
Людей, привязанных к своему вероисповеданию прежде всего в силу его национально-бытового облика, – среди русских, увы, немало. Такие люди относятся к мысли о распространении католичества в России с опаской и недоброжелательством. Они думают, что католичество желает разрушить этот дорогой им церковный быт. Их опасения плод непонимания.
Нигде в мире не встречают Пасху так радостно как в России. Но неужели признание главенства ап. Петра что-либо отнимет от ликования Светлой заутрени? Разве не так же будут гудеть колокола, не так же трогательно мерцать на паперти свечи у благословляемых «брашен», не так же будут подступать слезы при первом пении «Христос Воскресе»? И дыхание весны, чудной русской весны, – не так же ли будет проникать оно в душу, сливаясь с радостным чувством Воскресения Христова?
Разве от вас что-либо собираются отнимать?
Из допустимости национального начала в церковной жизни (в законных пределах, т. е. в пределах единства учения и власти) вытекают доводы и для тех, кто желают слияния Русской Церкви с Католической.
У русского народа тысячелетняя церковная культура, которая сказалась во всем, решительно во всем, – в зодчестве, живописи, пении, школе, семинарии, академии, в монастырях, литературе, на апологетах, проповедниках, отшельниках, старцах, богомольцах, святых и т. д.
Можно доказывать, что русская Церковь была не на высоте положения, ограничиваясь почти исключительно литургической областью; но мы говорим здесь не о церкви, а о народе, и трудно отрицать, что брошенное некогда семя упало на Руси на добрую почву. В народную толщу христианское мировоззрение вошло глубоко и широко, – о том свидетельствует крестное знамение перед едой, при входах, перед началом всякой работы, свидетельствуют такие выражения, как «Господь посетил» (несчастием), как «Бог в помощь», «Ну! с Богом» и проч. и проч. Все это не пустая форма, а искреннее христианское содержание. Иначе русский человек не умирал бы так, как он умирает.
Почему случилось, что это содержание на наших глазах испарилось – вопрос сложный. Во всяком случае, наследие Святой Руси еще не иссякло. Иначе не светило бы в наши дни мученичество по лицу Русской земли.
Кто не проникнут уважением к этой тысячелетней христианской давности, кто не чувствует самобытной народной психологии, ею созданной, тот напрасно мечтает привить нашему народу католическую истину. Кто думает вместе с католичеством распространить на Руси французскую культуру или – тем паче – польское влияние, тот обречен на неудачу: думая, что он работает на благо единства Церкви, он лишь отдалит час вожделенного объединения.32
Нет содержания без формы. Единственная приемлемая для русского народа форма, в которой может быть принято католическое содержание, – это родная нам, тысячелетняя, ставшая русскою, форма славяно-восточная.
Итак, мы ничему положительному и ничему действительно русскому не изменили.
Россию мы любим не меньше, чем другие русские. Но любим ее, правда, иначе. Мы считаем, что народ (как и отдельный человек) способен осуществить максимум заложенных в него возможностей, лишь находясь в Истинной Христовой Церкви и служа ей. Посему высшее благо, которое мы можем желать нашему отечеству, это вступление русского народа в члены Католической Церкви.
75 лет назад иезуит кн. Гагарин писал, что России надо выбирать между католичеством и революцией; мысли его представлялись его соотечественникам некатоликам бредом; а между тем в его описании революции оказались пророческие черты. Так и мы теперь видим спасение России не в той или иной политической программе, не в том или ином укладе государственной власти, а прежде всего в религиозном возрождении. Этого возрождения мы не чаем иначе, как под благодатным воздействием Наместника Христова.
1. Объяснение этого знака равенства см. в гл. X, §§ 1-ый и 2-ой. назад
2. Среди нас несколько иностранцев, перешедших в восточный обряд пли по влечению к нему, или с целью ознакомления с Востоком, или, наконец, с мыслью посвятить себя делу распространения католичества между русскими. Процент таких священников среди нас пока значителен ввиду немногочисленности русского католического клира. Их присутствие полезно для взаимного ознакомления двух миров. Некоторыми из них уже изданы ценные в этом отношении работы, напр. по разъяснению Западу истинного облика большевизма. Никто не рассеет западное ошибочное представление о русской Церкви во французской или английской семинарии лучше, чем француз или англичанин восточного обряда. Есть, конечно, и отрицательные стороны в теперешнем увлечении восточным обрядом; их видят и сами иностранцы, как напр., бельгиец, иезуит о. А. Вэрмэрш, прочитавший на эту тему лекцию в Григорианском Университете в Риме (февр. 1932). См. также статью о. Ch. Bourgois, «Pour comprendre les Chrétiens d’Orient» в «Nouv. Rev. Théol.», juin, 1930. назад
3. Это положение справедливо и в отношении язычников; надо лишь поставить взамен слов «нравственное учение Христово» поставить: закон, писанный в сердцах их (Рим 2,15). назад
4. Такое противоречие несомненно, если, напр. установлено противоречие в каком-либо догматическом учении данной церкви в разные века. назад
5. Католичество связано с Римом не как со столицей государства, а как с местопребыванием Петровой кафедры, т. е. оно основано не на римском государстве, а на словах Спасителя «Ты еси Петр...». За последние четыре века участился обычай добавлять к имени «Католическая (Вселенская) Церковь» слово «Римская», дабы отличить Единую Вселенскую церковь от иных, также именующих себя вселенскими. назад
6. Иные присоединяют сюда и балканские народы; мысль от этого не выигрывает. назад
7. 15 июля 1932; см. «Рос. и Слав.», 6 авг. 1932, № 193. назад
8. Как бы ни были значительны нарушения веротерпимости в императорский период, они во много раз меньше сложившейся о них дурной славы. От тех, кто терпит гнет, нельзя ожидать юридически спокойной оценки.
Воспрещение принимать в орден послушников, дабы он умер «естественной» смертью, есть религиозное преследование; покровительство безнравственной секте мариавитов – другая форма нетерпимости к католичеству; изгнание молящихся из храма в Кроже (1893) – постыдное проявление той же нетерпимости и т. д.
Но ссылку в Сибирь монаха, захваченного в составе лесной засады с винтовкой в руках, но обыск в монастыре в поисках повстанческого оружия и проч. надо со счетов вероисповедания скинуть.
Первые строки возмутят одних, последние – других, но важно лишь одно: правдивы ли они? назад
9. Мы говорим здесь о терпимости Московской Руси к вере других народов. По отношению к своим же еретикам и к раскольникам Москва была почти столь же жестока, как власть в странах З. Европы. назад
10. Франция XVI – XVIII веков – борьба против гугенотов; Германия XVI в. – религиозные войны; Англия XVI в. – религиозный террор при кор. Марии и в особенности при кор. Елизавете; Испания XVI в. – сжигание протестантов при Филиппе II; по всей З. Европе – международные религиозные войны в течение ста лет (1546-1648); Можно ли сравнивать наше отношение к сибирским племенам с отношением испанцев и португальцев XVI в. к туземцам Южной и Центральной Америки? назад
11. Вл. Соловьев положил немало труда к тому, чтобы раскрыть глаза соотечественникам на пропасть, куда ведет политика нетерпимости. Он подтвердил нам в разговоре, что его «Пасхальное письмо», объясняющее крушение испанского могущества преследованием еретиков, имело в виду именно эту цель; говорилось об Испании, думалось о России.
Наши ошибки ничтожны в сравнении с ужасами времен Филиппа II или Елизаветы Английской; но они отягощаются тем, что происходили в ХХ в.
Теперь, после войны, иные государства Европы и Америки далеко превзошли прежнюю Россию в проявлениях нетерпимости. Час возмездия придет и для них. назад
12. За год до крещения Руси, в 989 г., к. кн. Владимиру в Херсонес «Придоша послы из Рима от Папы и мощи святых принесоша»; в 991 прибыло второе посольство в Киев; встречено «с любовью и честью»; в том же году кн. Владимир посылает посла к папе; возвратился 994 г.; в 1000 г. прибыли послы от папы; в 1001 Владимир отправил ответное посольство. Эти данный заимствованы не из легенды о крещении Руси; см. П. С. Р. Л., т. IX, стр. 64, 65 и 68.
Новейшие данные о сношениях Руси с Римом за этот период см. в исследовании Н. А. Баумгартена «St. Vladimir et la conversion de la Russie», Orientalia Christ., № 80, sept. 1932, 136 страниц. назад
13. «Ист. Рус. Ц.», т. I, 1. стр. 222, М. 1901. назад
14. Бар. Розенкампф, «Обозрение Кормчей книги в историческом виде». М. 1829, стр. 121 и 129; М. Горчаков, «Кормчая книга» в Энц. Сл. 1895, т. XXXI, стр. 292; его же «Церковное право», СПб., 1909, стр. 45-47. назад
15. Горчаков, «Корм. кн.», там же, стр. 293; его же «Церк. право», стр. 47. назад
16. См. также P. Verdiere, «Origines catholiques de l’Eglise Russe jusqu’au XII-e s.» во II-м томе «Etudes de theologie, de philosophie et d’histoire». Paris, 1857, p. 222 , где приведены источники этого известия; также: Markovic, I, 217. назад
17. Сообщение это вполне точно: имеются соответствующие письма папы Иннокентия III; напр., венецианцы были им за взятие Зары отлучены от Церкви; прощенные под условием не брать Константинополя, они после взятия его, вновь отлучены. См. Ml t. 214, 1178 и t. 215, 103, 262 и др. назад
18. Theiner, «Vetera monum. Poloniae ас Lithuaniae», vol. I, № 36, p. 46. Этот документ несомненный первоисточник и посему заслуживает большего доверия, чем летописные свидетельства об анти-католичности Александра Невского. назад
19. Reg. Vat. XXI, № 419, fol. 490 v. назад
20. См. «Ex. Oriente», Mainz, 1927. Повторено в дополненном виде в «Кат. Врем.», кн. 2-я. назад
21. Мы не хотели бы, чтобы в наших словах прочли неуважение к русской летописи. Дело идет не о ней, а об определенной сотне-другой, строк, содержание коих неоспоримо свидетельствует, что они – позднейшая вставка. Заподазривать по этой причине правдивость всей летописи никто права не имеет.
Наши летописи вещают о родной земле и добро, и зло с поразительным правдолюбием, они дышат христианским сознанием участия Промысла Божия в жизни человека и народа; они проникнуты высоким чувством единства Русской Земли; наконец они на сто-двести лет ранее, чем западные хроники, написаны на родном языке. Наши летописи – одна из заслуг, русского народа, один из замечательнейших памятников мировой литературы. назад
22. «Вещество» (materia) таинства крещения – вода; «форма» – произнесение слов «крещается во имя Отца, и Сына, и Святого Духа». назад
23. Мы воспользовались картиной Сурикова, как аллегорией; наши слова не заключают в себе оценки Морозовой, как личности. Пострадала ли она за обряд, как фанатичка, или скончалась мученицей за истинное учение – этого вопроса мы здесь не касаемся. назад
24. Здесь определение «русская» – весьма относительно. Начало восточного богослужения в Халдее; оно видоизменилось сквозь призмы сирийскую, греческую, болгарскую; тогда только появилось в Киеве и Новгороде. Весь народ русский, от Суздаля до Петербурга, от Почаевской лавры до Соловков, сроднился с этим наследием других народов и приумножил его. Но, строго говоря, литургия (и вся литургика) наша не русская, а обрусевшая. назад
25. «Благовест», 1931 г. № 3, стр. 9-10. назад
26. Некоторым из них обещали свободу, если они перейдут в латинство! Так высоко цените ГПУ восточный обряд. Это приятно отметить. Пусть большевики не обольщаются надеждами; такого полезного орудия в борьбе против них Церковь из своих рук не выпустит. назад
27. Как известно, один видный русский иерарх настойчиво отрицает, что в этом прошении Церковь молится о соединении Церквей! назад
28. Dr. Fr. Pastrnek, «Dejiny Slovanskych apostolu Cyrilla a Methoda», kap. XVII, Legenda о Konstantinovi, стр. 210-211, Прага, 1902. Этот документ один из основных для биографии свв. братьев; приписывается св. Мефодию или кому-нибудь из его учеников. назад
29. F. Dvornik, «Les slaves, Byzance et Rome au IX s.», Paris, 1926, pp. 201-202, 269. назад
30. F. Grivec, «SS. Cyryl i Metody», Краков, 1930. Его же: «Byzantske pojimani cirkevniho prvenstvi a jednoty dodatkem: о pravernosti sv. Cirila a Metoda», Kromeriz, 1922. назад
31. Напр., папа Иннокентий IV: он писал кн. Даниилу Галицкому, что согласен, чтобы епископы и священники в России (in Russia) сохранили квасной хлеб и иные особенности обряда, не противоречащие католической вере; (см. Reg. Vat. XXI, No 174, fol. 459v); папы Николай V (1448-1455) и Урбан VIII (1623-1644): их грамоты касаются частных случаев; более общего значения акты Бенедикта ХIV (1740-1758): «Allatae sunt» (Bullarium S. Congr. Prop. Fide, vol. III, p. 338, n. 21), Constitutio Apostolica «Demandatium» (Id. vol. III, n. 3, p. 96); Пия IX: «Litterae ad Orientales», 6-I-1848 (Atti Pii IX, vol. I, p. 78-91) и «Romani Pontifices, Pro negotiis ritus Orientalis», 16-I, 1862, id. (vol. III, 402); Льва XIII: Const. Apost. «Orientalium Dignitas», 30-XI-1894 (Acta, vol. XI, p. 358-370) и «Caritati providentiae Nostrae», 19-III-1894 (Acta, v. XIV, p. 79). См. Congr. pro Ecclesia Orient., 1930, «Fontes», I, fasc. I, seccio I, p. 431.
От этого принципиального взгляда бывали, однако, на деле отступления: восточный обряд в Калабрии и Сицилии, находясь в центре латинских стран, подвергся в течение веков значительным изменениям (напр., крестят обливанием). Причины лежали частью в самих «восточных» (малая образованность духовенства, разнообразие местностей, откуда были переселенцы, естественное вымирание среди них греческого языка после падения Византии), частью – в недоверчивом отношении местных латинских епископов, не разбиравшихся в чуждой им обстановке. Интересы восточных находили защиту у пап (в 1577 г. основана в Риме греческая коллегия), но все же в XVI и XVII вв. имеются случаи, где папы уступали желаниям епископов и издавали распоряжения, шедшие в разрез основным отношением Рима к данному вопросу (См. J. Gay, «Etude sur la décad. du rite grec dans l'ltalie Mérid. a la fin du XVI s.», в «Rev. d'hist. et de litt. religieuses», Paris, 1897, p. 480-495). назад
32. Утверждения о попутном распространении французской культуры – по отношению к России – мы никогда не встречали. Но относительно арабских племен, и даже в сообщениях об успехах католичества в Норвегии, фразы о culture francaise во французской католической печати, к сожалению, встречаются. Человека, любящего свой народ, подобные фразы способны только оттолкнуть от перехода в другое исповедание. Возможность такого смешения католической работы с национализмом показывает, что даже вселенская идея не вполне ограждает ее служителей от шовинизма, – одной из главных ересей нашего времени. назад