Скотт:
Ровно через две недели после свадьбы мы с Кимберли прибыли в богословскую семинарию Гордон-Конвелл. Оба мы были твердо убеждены в том, что наиболее правильным, наиболее библейским было евангельское, реформированное богословие.
В этот момент мое обучение было похоже на детектив. Я исследовал Священное Писание, стремясь найти ключ к тому, что такое истинное христианство: где и когда учение Библии было подлинным, неискаженным и в наставлениях и в образе жизни? Я знал с уверенностью, что Бог хочет его видеть во мне именно таким. Я доискивался до истины как усердный сыщик и был готов следовать Писанию, чего бы оно ни требовало от меня.
Вскоре я повстречал семинариста по имени Джерри Мататикс, который стал моим близким другом (он сыграет не последнюю роль в дальнейшем повествовании). Среди студентов - пресвитерианцев мы с ним были единственными, кто был настолько упорен в анти-католицизме, что считали, что англиканская церковь должна сохранить свой старый принцип, уже давно отвергаемый многими: что Папа – это Антихрист. Несмотря на то, что реформаторы – Лютер, Кальвин, Цвингли, Нокс и другие – во многом не были согласны друг с другом, все они сходились в одном: Папа – это Антихрист, а Римская Церковь – вавилонская блудница.
Когда в 1979 году Папа посетил Бостон, многие семинаристы восклицали: “Разве это не замечательно!”. Замечательно!? Он претендовал на власть над сотнями миллионов сердец и умов, так как мнил себя непогрешимым учителем мира. Что же здесь замечательного? Это отвратительно! Я и Джерри усердно трудились в семинарии, чтобы помочь нашим собратьям понять всю ошибочность “папизма”.
Мой второй год в семинарии был первым для Кимберли. Когда она проходила курс христианской этики, случилось нечто удивительное. Я ранее уже проходил этот курс и знал, что класс разделяется на маленькие группы, каждая из которых работает над одной темой, посвященной какой-либо моральной проблеме. Я спросил Кимберли, какую тему она для себя выбрала.
Она сказала: “Контрацепцию”.
- Контрацепцию?! Эту тему предлагали в прошлом году, но никто за нее не взялся. Это католическая проблема. Почему ты захотела изучать именно контрацепцию?.
- Я заинтересовалась вопросом контроля над рождаемостью, когда были беседы об абортах. Я и сама не знаю, почему. Я думаю, что это было бы хорошим поводом выяснить, говорится ли что-нибудь об этом в Библии, или нет.
- Ну, если тебе охота тратить время на изучение таких пустяков, что ж, это твое дело.
Я был удивлен, но не слишком заинтересован. В конце концов, действительно не было ничего ни дурного ни хорошего в том, чтобы взглянуть на проблему контроля над рождаемостью. Как же мало я тогда знал о той роли, которую сыграет в нашей жизни исследование, проводимое Кимберли!
Пару недель спустя мой друг остановил меня в холле.
- Ты обсуждал со своей женой ее исследование проблемы контрацепции?
- Не слишком подробно.
- Тебе бы следовало это сделать. У нее на этот счет есть несколько весьма интересных мыслей.
Получив такой совет, я подумал, что мне и в самом деле надо бы поговорить с ней на эту тему. И я спросил Кимберли, что же такого интересного разыскала она о контрацепции. Она сказала, что до 1930 года все христианские церкви были едины в одном: контрацепция недопустима при любых обстоятельствах.
- Вероятно, прошедшее с той поры время ушло на изживание последних предрассудков католицизма, иронично ответил я.
Она возразила:
- Но ты ведь даже не знаешь, какие причины заставляли их выступать против контроля над рождаемостью. Их доводы были гораздо более вескими, чем ты думаешь.
Я признал, что доводов этих не знаю. Она попросила меня прочесть книгу, посвященную этому вопросу, и протянула мне “Планирование семьи и брачный завет” Джона Киппли (которая с тех пор была переработана и вышла под названием “Секс и брачный завет”). Я был специалистом в области богословия завета. И поскольку я думал, что проработал все книги, в заглавии которых стояло слово “завет”, мое самолюбие было не на шутку задето.
Я обратил внимание на издательство: “LITURGICAL PRESS”! Так этот парень католик, папист! Он эксплуатирует протестантское учение о Завете в своих грязных целях! Но когда я заглянул в нее, я был поражен. И засел за чтение. “Это неправда, - думал я. - Этого не может быть”. Написанное в книге было достаточно разумным. Автор доказывал, что брак не является контрактом, определяющим взаимообмен товаров и услуг. Брак – это завет, союз, соединение двух душ.
Автор подчеркивал то, что любой завет включает в себя некий ритуал, посредством которого этот завет приводится в действие или возобновляется. Когда приводится в действие брачный завет, Бог использует его, чтобы сотворить новую жизнь. Когда люди осуществляют ритуал этого завета, но применяют средства контрацепции, препятствуя рождению новой жизни, - это подобно тому, как человек принял бы причастие и затем выплюнул его на землю.
Автор доказывал, что ритуал брака являет собой особое проявление величественной жизнетворной любви Божественного Завета. Иные заветы, иные заповеди являют любовь Бога, даруют нам любовь Бога, но лишь в брачном завете реальность жизнетворной Божией любви такова, что она непосредственно дает рождение новой жизни.
Когда Бог создал человека, мужчину и женщину, его первой заповедью было: плодитесь и размножайтесь. В этом человек должен был подражать Богу – Отцу, Сыну и Святому Духу, - триединству Божию, которое есть Божественная Семья. Когда в супружеском завете “двое становятся одним”, этот “один” настолько реален, что девять месяцев спустя “двоим” следует дать ему имя! Ребенок – это воплощение единства завета обоих родителей.
Я начал понимать, что всякий раз, когда мы с Кимберли совершали супружеский акт, мы совершали нечто священное. И всякий раз, используя средства контрацепции, препятствуя дающей жизнь любви Божией, мы совершали нечто недостойное, профанное. (Относиться к святому как к обыденному значит “профанировать” его).
Книга произвела на меня большое впечатление, но я скрывал это. На вопрос Кимберли, как мне понравилась книга, я ответил, что она была для меня интересной и полезной. Я наблюдал, как все лучшие и самые разумные среди моих друзей – один за другим – по прочтении книги Джона Киппли принимали его точку зрения.
Затем я обнаружил, что все реформаторы – Лютер, Кальвин, Цвингли, Нокс и другие – в этом вопросе придерживались тех же самых взглядов, что и католическая церковь.
Я был обескуражен. Римская католическая Церковь была единственным “вероисповеданием” во всем мире, которое отважно и целостно учило этой непопулярной истине. Не зная, что с этим поделать, я просто прибегнул к старой семейной поговорке: “Даже слепая свинья способна найти желудь”. Я решил, что за две тысячи лет существования Католическая Церковь могла быть хоть в чем-нибудь права.
Как бы то ни было, мы приняли эту истину. С этих пор мы перестали пользоваться средствами контрацепции и доверили Господу планирование нашей семьи. Поначалу, в течение нескольких месяцев, мы использовали естественный метод контрацепции. Затем мы решили быть открытыми для новой жизни, когда бы Бог ни благословил нас ею.
В то время я стал организатором группы наиболее активных кальвинистских студентов Гордон-Конвелл, которая еженедельно собиралась по утрам для обсуждения интересовавших нас вопросов, а также приглашала различных преподавателей, которые могли высказать свои взгляды и узнать мнения других. Это было замечательное время дружбы, бесед и общения. Мы называли это Женевской Академией, по аналогии с названием школы Кальвина в Женеве.
Иногда мы могли собираться вечерами в пятницу, встречаясь в кафе “Говард Джонсон” или в какой-нибудь небольшой забегаловке, заказывая пиццу и пиво для того, чтобы до трех часов утра вести богословские разговоры, обещая женам взять их с собой на следующий вечер. В течение трех или четырех часов подряд мы погружались в Слово Божие, обсуждая непростые вопросы: второе пришествие Христа, доказательства существования Бога, предопределение или свободу выбора и другие великие тайны бытия, которые любят изучать богословы. Особый интерес вызывала у нас тайна Завета.
Углубляясь в Писание, мы были вынуждены самостоятельно определять точный смысл оригинального текста. Мы старались совершенствовать наши знания греческого и иврита. Библия была нашим единственным авторитетом, и знание библейских языков было совершенно необходимо для непосредственного исследования Писания. Ни одна традиция, ни одно церковное учение не казалось нам непогрешимым. Традиции и учения могли оказать нам помощь, дать аргументы и доказательства, но ничто из них не являлось для нас абсолютным авторитетом. Всякое человеческое учение могло в любой момент дать сбой и увести от истины. Такое исследование вынуждало всех нас сотрясать любые догматы до основания. Мы с жаром принялись за это, и наша молодость не испытывала благоговейного страха перед масштабностью задачи. Мы были убеждены в том, что с помощью Духа Святого и Священного Писания мы познаем всякую истину и сможем даже “изобрести колесо”, если потребуется.
В последний выпускной год у меня начался кризис. Мое исследование принуждало меня переосмыслить, что такое Завет.
В протестантской традиции считается, что завет и договор – это одно и то же. Но изучение Ветхого Завета позволило мне понять, что для древних евреев понятия завета и договора значительно отличались друг от друга. Согласно Писанию, договор составлялся при взаимообмене имуществом, тогда как Завет обозначал некое соединение людей, например, при образовании святых уз брака. Родство, таким образом, представляло собой Завет. (В Ветхом Завете Завет не был чем-то теоретическим или абстрактным). Родство Завета было крепче и прочнее биологического родства. Наиболее глубоко смысл Завета был явлен в том, как Бог сделал Израиль своим народом, своей семьей.
Когда Христос заключил с нами Новый Завет, это означало гораздо большее, чем простой контракт или правовой обмен, по которому он принимал наши грехи и давал нам свою праведность, как объясняли Лютер и Кальвин. Хотя это объяснение было очень логичным, оно утратило всю полноту и глубину евангельской истины.
Я понял, что Новый Завет создал новую всемирную семью Христову, где каждый принял усыновление, став подобно Христу сыном Божиим. С точки зрения Завета, быть оправданным, очищенным от греха, означало соучастие в благодати Христовой на правах сына или дочери Божией. Быть освященным означало соучастие в силе и даре Святого Духа. И сама благодать Божия стала для меня означать гораздо больше, чем просто Божественная благосклонность или милость, - она есть дар самой жизни в усыновлении Божием.
Лютер и Кальвин объясняли это на языке схоластических и юридических построений. Но я начал понимать, что Бог, в первую очередь, не судья, а Отец, наш Отец. Мы не столько преступники, сколько беглецы, блудные дети. Новый Завет – это не зал суда, он задуман Богом как дом, где живет дружная семья.
Апостол Павел, в котором я увидел первого Лютера, в посланиях к Римлянам, к Галатам и в других своих посланиях учил, что оправдание – это не просто судебное решение, оно делает нас детьми Божиими во Христе по благодати. Я увидел, что апостол Павел нигде не говорит о том, что мы оправданы только и исключительно благодаря нашей вере! Протестантское учение sola fide (“только верой”) оказалось не соответствующим Писанию!
Я был потрясен и начал рассказывать о своем открытии некоторым друзьям, и все они с изумлением согласились, что мое рассуждение здраво и разумно. Один из моих собеседников прервал меня и спросил, не знаю ли я, кто еще учит подобным образом об оправдании. Когда я ответил, что не знаю, он рассказал мне о докторе Нормане Шеферде, профессоре Вестминстерской Богословской семинарии (одной из строжайших пресвитерианских кальвинистских семинарий в Америке), который был на грани обвинения в ереси за преподавание понятия оправдания в той же трактовке, которой придерживался и я.
Я позвонил профессору Шеферду и побеседовал с ним. Он рассказал мне, что был обвинен в противоречии с учением Библии, Лютера и Кальвина. Услышав о том, как именно и чему именно он учил, я был изумлен, - ведь это то самое понимание, к которому я пришел.
Кому-то все это может показаться не столь важным, но для человека, зацикленного на превосходстве протестантизма, уверенного в том, что все христианство основано на принципе sola fide (“только верой”), такое открытие означало, что весь мир перевернулся.
Я вспомнил, как один из моих любимейших богословов, доктор Герстнер, однажды сказал на занятии, что если бы протестантизм был не прав в отношении sola fide, а католическая церковь истинно учит о том, что человек оправдывается и делами и верой, он бы на следующее утро стоял на коленях у дверей Ватикана в покаянии. Все мы, конечно, понимали, что он сказал это для риторического эффекта, но это произвело на нас большое впечатление. Ведь вся Реформация произошла из несогласия именно в этом вопросе.
Лютер и Кальвин многократно утверждали, что от ответа на этот вопрос зависит истинность или ложность всего учения церкви. Именно в этом они видели падение католической церкви и ту причину, из-за которой протестантизм восстал из пепла. Sola fide стала боевым знаменем Реформации, ее символом и основой, а я все больше ощущал уверенность в том, что апостол Павел никогда этому не учил.
В Послании Иакова (2:24) Библия учит, что “…человек оправдывается делами, а не верою только”. Апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам (13:2) говорит: “…если имею всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто”. В этом мучительном открытии я вынужден был признать, что Лютер допустил здесь принципиальную ошибку. На протяжении семи лет Лютер был моим постоянным источником вдохновения, примером самоотверженного, героического проповедника Слова Божия. А учение о sola fide составляло суть и смысл всей протестантской Реформации.
В этот момент мне пришлось приостановить мое исследование. Мы с Кимберли решили, что мне следует заняться работой над диссертацией в университете города Эбердин в Шотландии. Этот университет предоставлял мне место соискателя по теме Завета, и я уже был готов к переселению и началу работы, как вдруг мы к нашему удивлению и восторгу обнаружили, что Господь благословил наше доверие к нему зачатием первого ребенка. В то время как происходили изменения в моей теологии, столь же серьезные перемены произошли в анатомии Кимберли. В те годы Маргарет Тэтчер сделала почти невозможным для американцев рожать детей за деньги британских налогоплательщиков, и мы восприняли это как знак, направляющий нас к какой-то иной деятельности, предлагающий отложить на будущее диссертацию.
Все решил звонок из маленькой церкви в городе Фэрфакс в штате Вирджиния, которой необходим был пастор. Когда я предложил свою кандидатуру на должность пастора в этой церкви, я честно рассказал о своем понимании учения об оправдании, - о том, что я согласен с мнением доктора Шеферда. В ответ они сказали, что сами придерживаются такого же понимания. И вот, незадолго до окончания семинарии, я получил место пастора в пресвитерианской церкви Троицы и должность преподавателя в средней школе этой церкви, которая называлась Христианская Школа города Фэрфакса.
Благословением Господа я оказался одним из первых в нашем классе, кто уже заканчивал обучение. Пришла пора попрощаться с некоторыми из моих лучших друзей, среди которых были и студенты, и преподаватели. Господь благословил нас искренней дружбой со многими из тех, кто со всей серьезностью направил свой ум и сердце к исследованию Слова Божия. Мы с Кимберли окончили семинарию одновременно. Она получила степень Магистра Искусств со специализацией в богословии, а я получил степень Магистра Богословия.
Кимберли:
На протяжении первого года в семинарии Скотт вел занятия для получения степени магистра, углубляясь в богословские тонкости под руководством преподавателей, изучающих теологию десятки лет. Я же стала работать секретарем в проекте, который финансировался Гарвардской исследовательской стипендией и был посвящен работе с людьми, принадлежавшими к любым религиям, кроме христианства, многие из которых никогда не читали Евангелие и Библию. Мне постоянно приходилось отвечать на их вопросы, доказывая само существование Бога и основные христианские истины. Контраст между тем, чем жила я и чем занимался Скотт, был огромен.
По прошествии первого года мы с ним решили, что пора идти по одной дороге и возрастать вместе. При поддержке Скотта и с материальной помощью моих родителей, я начала занятия на степень магистра, в то время как Скотт уже был на втором курсе. Наше совместное изучение богословия стало значимым жизненным опытом.
Одной из первых тем, которой я занялась на курсе христианской этики, была контрацепция. Эта тема не казалась мне достойной изучения, пока я не оказалась вовлечена в деятельность движения за запрещение абортов. Когда я занялась этим, все вопросы, связанные с контролем рождаемости, неожиданно открылись в своей противоречивости и многоплановости. Будучи протестанткой, я не знала никого, кто не использовал бы средства контрацепции в своей жизни. Меня учили, что использование контрацептивов обязательно должно присутствовать в здравой и ответственной христианской жизни. В тех консультациях, которые мы со Скоттом получали перед заключением брака, вопрос стоял о том, какие средства контрацепции мы намерены использовать, а не о том, следует или не следует делать это.
Маленькая дискуссионная группа по теме контрацепции собралась впервые в дальней части аудитории, и наиболее активный из нас начал со словами:
- Нет смысла рассматривать католическую проблему, потому что католики выступают против контрацепции только по двум причинам. Во-первых, Папа не женат и его не волнуют те вопросы, с которыми сталкивается человек в браке. Во-вторых, им нужно как можно больше людей в этом мире, и чтобы все они рождались католиками.
- Разве католическая церковь выдвигает именно такие аргументы? - прервала его я. – Едва ли.
- Тогда почему бы тебе не заняться изучением этого вопроса?
- Я займусь этим.
Так я и сделала.
Во-первых, я обратилась к природе Бога и увидела, что брачный союз -– это образ Божественного Единства: Отец, Сын и Дух Святой – Бог, сотворивший мужчину и женщину в свое подобие и благословивший их в завете брака заповедью плодиться и размножаться, наполняя всю землю и владычествуя над всем творением во славу Божию (Бытие, 1:26-28). Ведь сам образ Божий, в подобие которого сотворены мужчина и женщина, есть триединство, соединенное воедино безграничной любовью Божией. Когда Бог вновь благословил свое творение в завете с Ноем и его семьей, Он дал им все ту же заповедь плодиться и размножаться (Бытие, 9:1 и т.д.). Существование греха не отменило призвание людей, находящихся в брачном союзе, быть образом Божиим посредством рождения потомства.
Апостол Павел пишет в своих посланиях о том, что в Новом Завете брак поднялся до образа отношений между Христом и Его церковью. (В то время я еще была далека от мысли, что брак – это таинство). Жизнетворной силой любви Бог наделяет супругов даром являть образ Божий в единении двоих, которых становится трое. Передо мной стоял вопрос: не является ли использование средств контрацепции активным противодействием жизнетворной Божественной силе, в то время как мы наслаждаемся всеми радостями супружеской жизни, и не перестаем ли мы с супругом в этом случае быть подобием Божием в его всепроникающей жизнетворной любви?
Затем я начала исследовать Писание, ища ясности в вопросе о детях. Свидетельство Слова Божия было ошеломляющим! Каждый стих Писания, посвященный детям, всегда называет их благословением (см. напр. псалмы 127; 128). Нигде не говорится о том, что проблемы, связанные с наличием детей, могут иметь большее значение, чем сами дети. Нигде не было ни единого благословения мужчине или женщине, чтобы они соблюдали правильный интервал между рождением детей, или чтобы супружеская пара провела определенное число лет до своего первого деторождения, или за удачное планирование рождения своих детей. Все это мне казалось достойным максимального поощрения, в этом меня поддерживали все средства массовой информации, школа и окружающие, однако они не основывали свои утверждения на Слове Божием.
Многодетность прославляется в Писании, а не считается проблемой, которой нужно избегать любой ценой. Хотя я не находила осуждающих высказываний в Библии о тех, кто имел маленькую семью, но большие семьи безусловно восхваляются Писанием как излияние милости Божией, как благодать Господня, чему можно найти подтверждение во множестве мест в Библии. Лишь Бог открывает и закрывает утробу женщины, и зачатие, рождение новой жизни – это всегда Божие благословение. Бог хочет, чтобы в чистом браке рождалось “потомство от Бога” (Малахии, 2:15). Дети называются “стрелами в руках воителя…благословен человек, колчан которого полон”. Кто пойдет в битву с двумя-тремя стрелами, когда он мог бы идти с полным колчаном? Я вновь и вновь задавала себе вопрос: что такое планирование семьи – Божия воля относительно детей, или воля этого мира?
Кроме того, я задавала себе вопрос, какое место занимает Иисус Христос в нашей жизни. Как евангелические христиане-протестанты, мы со Скоттом относились к этому вопросу очень серьезно. Мы давали церковные денежные пожертвования – десятину, каким бы сложным не было наше финансовое положение, ведь мы хотели быть добрыми слугами и достойно распоряжаться теми средствами, которые дает нам Господь. И Господь всегда удовлетворял наши нужды, какой бы трудной ни казалась нам ситуация по человеческому рассуждению. Мы всегда соблюдали воскресенье как день покоя, воздерживаясь от занятий как от работы, даже если на следующий день нам предстоял экзамен. И Господь всегда благословлял нас в этот день, и его благословение сопровождало нас и на экзамене в понедельник, если таковой случался. Мы также стремились всегда служить Господу теми силами и способностями, которые он даровал нам, и охотно добавляли проповедь и служение к нашей повседневной учебной нагрузке. То благословение, которое приходило в нашу жизнь через это служение, укрепляло нашу веру и сплачивало наш брачный союз.
Но что же с телом, с нашей способностью к деторождению? Неужели власть Христова распространяется и на эту область? И тогда я прочитала в Первом Послании к Коринфянам 6:19-20 “Вы не свои… Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших”. Быть может, это воля человеческая, а не Божия – планировать и управлять деторождением по нашему собственному усмотрению? Действительно ли планирование семьи отражает господство Иисуса Христа в нашей жизни?
И, наконец, какова воля Божия о Скотте и обо мне? Мы стремились познавать волю Божию и следовать ей в нашей жизни. Здесь мне предоставил полезную пищу для размышлений отрывок из Послания к Римлянам (12:1-2):
“Итак умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего. И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что (есть) воля Божия, благая, угодная и совершенная”.
Апостол Павел подчеркивает, что жизнь жертвенная, жизнь таинств, основана на милости Божией. Нам не следует жить, полагаясь на собственные силы и разумение. Жертвой мы соделываем наши собственные тела, служение имеет и физическую сторону, и духовную. Для того, чтобы жить жертвенной жизнью в Боге по воле Божией, необходимо правильно различать между волей этого мира и заповедью Божией. Для этого нам нужно вновь и вновь прибегать к наставлению Слова Божия. Мои исследования вопросов, связанных с контрацепцией и планированием семьи, привели меня именно к этому - к размышлению о Писании, которое открыло мне совершенно иную картину, чем та, о чем говорит мир.
Мы со Скоттом уже были преданы друг другу и Господу. Но перед нами встал вопрос: можем ли мы доверить Богу планирование своей семьи, интервалы между рождением детей? Учтет ли Он то, с чем мы сможем справиться финансово, эмоционально и духовно? Даст Он нам силы воспитать большее количество детей, чем мы изначально предполагали?
В глубине души я понимала, что пытаюсь бороться с самим владычеством Бога в нашей жизни. Лишь Бог знает будущее. Он знает и то, как нам надлежит строить свою семью, чтобы мы имели “потомство от Бога”, которое есть воля Его. Он, несомненно, доказал, что он достоин доверия во всех его проявлениях по отношению к нам. Нам следует довериться ему, и Он даст нам веру, чтобы мы эту область нашей жизни препоручили Ему. Он даст нам надежду, что и в этом аспекте нашей жизни Он исполнит свой план относительно нас и изольет свою любовь на нас и через нас на те драгоценные души, которые Он даст нам для заботы и воспитания. Я знала множество супружеских пар в нашей семинарии, которые пытались “планировать” время деторождения, но сталкивались с тем, что план Бога отличается от их планов. Я поняла, что должна доверить вопрос деторождения в нашей семье Ему, полностью и окончательно отказавшись от всех видов контрацепции. Я поняла это со всей ясностью, но ведь нас было двое, и мне предстояло еще пробудить у Скотта такие же чувства.
Когда однажды за ужином Скотт спросил меня, как продвигается мое исследование контрацепции, я поделилась с ним своими мыслями настолько, насколько могла. Затем я предложила ему почитать книгу Джона Киппли, которая называлась “Планирование семьи и брачный завет”. И вскоре Скотт согласился с разумностью моих рассуждений и аргументацией этой книги. Даже более того, он был восхищен тем, как Киппли с помощью учения о завете, о заповеди брачной жизни показывает всю греховность и недопустимость применения контрацепции.
Киппли дает следующий пример. Как в Древнем Риме пирующие предавались обжорству, а затем искусственно вызывали у себя тошноту, изрыгая только что поглощенную пищу (чтобы избежать последствий своего обжорства), так и супруги наслаждаются сексуальными отношениями, а затем выбрасывают как ненужный материал жизнетворную силу, возникающую в результате совершаемого супружеского акта. И то, и другое противоестественно; то и другое противоречит заповеди о браке.
С точки зрения Киппли, представляющего в этом вопросе католическую церковь, единственным смыслом и целью супружеского соития является рождение детей. Препятствуя этому, супружеская пара действует противоестественно. При этом оба супруга пренебрегают заповедью о брачном союзе, уклоняясь от своего обета полностью принадлежать друг другу, быть едиными во всем.
Мне стало совершенно ясно, почему римско-католическая церковь против контрацепции. Но как быть с системой естественного планирования семьи? Не является ли она католическим вариантом контрацепции?
В Первом Послании к Коринфянам (7:4-5) говорится о периодах времени, когда супруги воздерживаются от сексуальных отношений ради упражнения в молитве, а затем вновь воссоединяются, чтобы не дать места Сатане в своем брачном союзе. Прочитав Humanae Vitae, я была в восторге от того гармоничного равновесия, которому церковь следует в вопросе планирования семьи. Можно сохранять чистоту и праведность в сексуальных отношениях в браке и при этом быть ответственным и серьезным в важных жизненных вопросах, воздерживаясь в определенные сознательно выбранные периоды времени.
Как и в питании существуют периоды поста, может быть полезен пост в определенные периоды брачной жизни в связи с молитвенной практикой и другими существенными причинами. Однако, если не считать случаев чуда, человек не может существовать непрерывно постясь. Подобно этому, система естественного планирования семьи преподносилась скорее как средство, предназначенное для особых, исключительных случаев, а не как повседневный режим здоровой жизни.
Когда однажды в библиотеке я беседовала об этом с приятелем-семинаристом, который был еще не женат, он спросил меня:
- Так вы со Скоттом прекратили использование контрацепции?
- Пока нет.
- Но ведь ты, по-моему, уже не сомневаешься в том, что от них нужно отказаться.
Я ответила ему следующей историей:
Как-то цыпленок и поросенок фермера Брауна разговорились о том, как им повезло, что у них такой замечательный хозяин.
- Я думаю, мы должны сделать для него что-нибудь особенное, - сказал цыпленок.
- Что ты имеешь в виду? - спросил поросенок.
- Давай подадим ему на завтрак яичницу с ветчиной, - предложил цыпленок.
- Ну, - ответил поросенок, - это хорошо только для тебя. Для тебя это лишь небольшой подарок, а я должен был бы принести себя в жертву целиком.
И я добавила:
- Терри, я очень серьёзно отношусь к тому, что ты сказал, но исполнять это мне было бы гораздо труднее, чем тебе, одинокому мужчине.
После того, как он согласился помолиться за меня и Скотта, мы разошлись по домам. Когда мы со Скоттом обсуждали этот разговор, он признался, что чувствует ту же убежденность, что и я: контрацепция - это противодействие воле Божией. Он предложил перестать предохраняться, но отложить наши средства контрацепции про запас на случай, если наши убеждения изменятся. Но я возразила, что тогда у нас будет оставаться постоянное искушение вернуться к нашему прежнему образу жизни. И мы приняли решение избавиться от всех средств контрацепции, какие у нас были, и выйти на новый уровень доверия Богу, предоставив лишь Его власти нашу жизнь и нашу способность деторождения.
Пока мы учились в семинарии, у нас со Скоттом было много возможностей изучать богословие вместе, будучи и помощниками, и оппонентами друг другу (как и нашим друзьям, учившимся вместе с нами) на пути познания. Небольшие группы по изучению Библии, в которых принимали участие супружеские пары, были подлинным благословением для нас. А участие в церковной проповеди служило нам постоянным испытанием глубины и серьёзности наших познаний. Огня и динамизма добавляли горячие богословские дискуссии с однокашниками во время совместных трапез в комнатах нашего общежития.
Беседы среди женщин-семинаристок часто останавливались на теме той работы, которую каждая надеялась получить после окончания семинарии. Мало кто из моих собеседниц одобряли мое решение: если я не забеременею, я буду искать какую-то преподавательскую или проповедническую богословскую работу, где я могла бы трудиться рядом со Скоттом; если я забеременею, – чего я очень ждала – я буду использовать полученные знания, чтобы помогать Скотту в его работе, а также воспитывая своих детей в Слове Божием и руководя женскими группами по изучению Библии.
Но мои родители, которые по-прежнему полностью оплачивали мое обучение, одобряли избранную мною цель и оказывали мне всяческую поддержку. Они не беспокоились о том, насколько моя степень магистра будет мне полезна в денежном отношении. Они считали мое обучение возможностью для меня лучше служить Господу и верили, что Господь сам укажет мне дальнейший правильный путь.
Изучение богословия было по большей части не столь уж большим испытанием для нашей веры, для наших убеждений (случай с контрацепцией был скорее исключением). Но наше понимание самых основ нашей веры непрестанно углублялось. Эти основы составляли уже основание самой нашей жизни с единственным, но заметным исключением: непреложности протестантского учения об оправдании только через веру.
Постепенно мы начали все больше убеждаться в том, что Мартин Лютер в своём богословском максимализме противоречил уже не столько католической церкви, сколько самому Священному Писанию, которое он поставил во главу угла всего своего богословия. Он учил, что человек оправдывается не верой, действующей в любви, но верой как таковой. Он зашел так далеко, что даже поставил слова “одной лишь” (верой) после слова “оправдывается” в своем немецком переводе Послания к Римлянам (3:28), а также называл Послание апостола Иакова “соломенным посланием” за то, что стих 2:24 говорит: “человек оправдывается делами, а не верою только”.
Мы вынуждены были признать, что католическая церковь, по крайней мере в одном существенном моменте, была права: оправдание означает усыновление Богу, призванность к тому, чтобы жить как верное дитя Божие, жизнью веры, действующей в любви. Послание к Ефесянам (2:8-10) объясняет, что вера, которую все мы должны иметь, есть дар от Бога, “не от дел, чтобы никто не хвалился”, и что вера позволяет нам делать “добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять”. Вера – это и дар Божий, и наш ответ на милость Божию к нам. И протестанты, и католики согласны в том, что спасение достигается милостью Божией.
Я не была тогда фанатичным апологетом протестантского богословия, так что изменение в моем понимании не показалось мне столь сокрушительным. Я чувствовала, что все христиане согласны с тем, что мы спасаемся лишь милостью Божией через веру, действующую в любви. В то время я имела возможность подробно объяснить это свое убеждение, и никто из моих друзей не стал бы уличать меня в католическом уклоне. Но для Скотта этот богословский переход был чем-то вроде землетрясения, и в конечном счете, он внес в нашу жизнь огромные перемены.
Когда мы приблизились к завершению нашего последнего года в Гордон-Конвелл, то мы обнаружили, что Господь (наконец-то) благословил нас зачатием. Хотя это отменило все наши планы о переселении в Шотландию для дальнейшей учебы, мы были в восторге от того, что воля Божия послала это дитя в нашу жизнь. Теперь я обрела полную ясность: всё, что дало обучение в семинарии моему сердцу и уму, я передам тому, кого я ношу под сердцем. Я испытывала глубочайшее блаженство, осознавая, что в моем брачном призвании я перешла к призванию материнства. Завершив наше обучение, мы со Скоттом отдались воле Божией, которая направила нас для служения в христианскую общину в штате Вирджиния.